ВНИМАНИЕ!!! С 25.01.2019 форум доступен в режиме только для чтения! Спасибо всем за то что все эти годы были с нами! Было весело! Предложения и мысли присылайте на rovilin@mail.ru Спортцех - ремонт велосипедов, горных лыж, сноубордов

X-ride

Текущее время: 29 03 2024, 06:37

Часовой пояс: UTC + 8 часов





Начать новую тему Ответить на тему  [ Сообщений: 27 ]  На страницу Пред.  1, 2
Автор Сообщение
 Заголовок сообщения: Re: Сухобузимо-Енисей-Б.Мурта, 2-4 июля
СообщениеДобавлено: 11 07 2010, 22:13 
Не в сети
Вожак "Грязных носорогов"
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 12.08.04
Сообщения: 6330
Откуда: Красноярск
Последняя остановка вымокших под дождем путников - недавно отреставрированная Шилинская церковь.
Изображение

Изображение
А вот как церковь выглядела раньше:
Изображение
До реставрации богослужения проводились в маленьком деревянном домике неподалеку, где сейчас располагается трапезная для паломников. Там нас и накормили маринованными маслятами, квашеной капустой с черным хлебом, напоили чаем.

Подарки паломников: ковровые иконы.
Изображение

Изображение
После необычного обеда мы тоже немного послужили: долили маслица в лампадку иконы Св. Даниила Ачинского, я неумело зажег ее и постоял рядом, в память о том кресте, который мы своим велоклубом поставили несколько лет назад в Зерцалах http://velorogi.ru/travels/24
Изображение
История с этой иконой, со слов местной дежурной Надежды, которая привечала нас, оказалась не совсем простая. Икону в свое время заказали мастерам, за деньги. Но у церкви средств нет. Местная прихожанка, Ковалева Валентина Лаврентьевна, активно в свое время трудившаяся на рекострукции (она каменщица и выполняла все высотные работы, за которые не брались нанятые мужики), понадеявшись на своих родственников, пообещала эту икону выкупить. И, вот, пришло время платежа. Женщина ставит вопрос на семейном совете, но все ее сыновья отмолчались. Так что денег нет и взять их негде. Но тут вскоре приносят ей в конверте 40 тысяч, начисленные бог знает когда за те самые реставрационные работы и не выплаченные до сего дня. Вот и деньги чудесным образом нашлись! Не иначе, как сам Св. Даниил их послал!

_________________
Стрела, попавшая в цель, летит вечно.


Вернуться к началу
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Re: Сухобузимо-Енисей-Б.Мурта, 2-4 июля
СообщениеДобавлено: 11 07 2010, 22:39 
Не в сети
Вожак "Грязных носорогов"
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 12.08.04
Сообщения: 6330
Откуда: Красноярск
В Б-Муртинском музее нам подарили книжку "Целитель Души и тела". Далее публикуются главы из нее.

В переломные моменты русской истории из глубин народных масс выносятся на историческую сцену великие духом личности, которые в последующие века становятся святителями, героями, богатырями. Бурлящий водоворот событий как смерч вырывает из глубины пластов народной русской души и ставит в первые ряды именно ту душу человеческую, которая присуща и истинно русскому духу и своей несгибаемой волей воплощает Божественную волю, направляющую русский народ - богоносец в русло исторического строительства дома Матери Божией. Появление таких личностей, сконцентрировавших лучшие качества русского народа, - лучшее доказательство Божественного предназначения Руси.
В 20-м веке одной из таких ярких личностей стал Святитель Лука, архиепископ Симферопольский и Крымский, а в миру выдающийся русский хирург, доктор медицины профессор Валентин Феликсович Войно-Ясенецкий. ...Я всю жизнъ был русским, - писал Святитель в протоколе допроса в тюрьме в 1937 году, когда лейтенант ОГПУ Лацис вышибал из него методом физического воздействия признание в том, что он шпион Ватикана.
Как истинно русский человек - патриот по своей сути - он после студенческой скамьи пошел в народ в качестве мужицкого врача и жил его жизнью в русской глубинке - в Саратовской, Курской и Московской губерниях, в Туруханском, Карельском и Туркестанском краях, Архангельской, Тамбовской и Крымской областях.
В.Ф.Войно-Ясенецкий прошел всю Россию вдоль и поперек -от сопок Маньчжурии на восток до Котласа на западе и от Ургенча, в знойных Каракумах до заполярного Станка Плахино в низовьях Енисея... Он всю жизнь жил и творил чудеса и как хирург, производя абсолютно немыслимые, с точки зрения нормы, операции, и как проповедник, совершал православные обряды.
Внук Святителя Луки В.А.Лисичкин

Постановлением 13 февраля 1940 г. особого совещания при НКВД СССР «Войно-Ясенецкого Валентина Феликсовича, он
же епископ Лука, за участие в антисоветской организации сослать в Красноярский край сроком на 5 лет».
Первым местом ссылки в марте 1940 г. стала Большая Мурта. В.Ф.Войно-Ясенецкий был встречен холодно и недоверчиво. Ни один круг был пройден - через заведующую райздравотделом, председателя райисполкома, секретаря райкома партии, начальника районного отдела НКВД, чтобы получить разрешение на работу в районной больнице, под наблюдением главного врача. Так профессор медицины, хирург начал отбывать третью ссылку в нашем селе до сентября 1941 года.
С огромным уважением вспоминают Валентина Феликсовича врачи, медсестры, санитарки районной больницы, жители района, которые оценили ту великую силу, исходившую от этого исполина медицинской науки, работавшего одержимо и страстно, не терпевшего равнодушия к медицинскому долгу. Несмотря на огромные заслуги выдающийся соотечественник, причисленный к лику святых не был реабилитирован до 2000 года. После обращения к президенту В.В.Путину Лисичкина В.А. главная военная прокуратура РФ решением от 12 апреля 2000 реабилитировала В.Ф.Войно-Ясенецкого по четырем уголовным делам.

_________________
Стрела, попавшая в цель, летит вечно.


Вернуться к началу
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Re: Сухобузимо-Енисей-Б.Мурта, 2-4 июля
СообщениеДобавлено: 11 07 2010, 22:43 
Не в сети
Вожак "Грязных носорогов"
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 12.08.04
Сообщения: 6330
Откуда: Красноярск
Из книги М.А.Поповского « Жизнь и житие святителя Луки» (в инете не публиковалось)

От Красноярска Енисейский тракт берет прямо на север. Районный центр Большая Мурта (сейчас семь тысяч жителей, перед войной - вдвое меньше) - на сто десятом километре. Районная больница открывается сразу: крепкий, земской постройки бревенчатый дом на пригорке среди елей и берез. Окна на тракт. И вывеска большая - так в глаза и бросается.
Из Красноярска мы домчались сюда за час двадцать. А сколько времени тянулись сюда те же подводы с административно- высланными, что оказались под больничными окнами мартовской полуночью 1940 г.? Надо полагать, выехали они из ворот Красноярской пересыльной тюрьмы еще затемно. И конвой, и люди, наверно, порядком промерзли, пока впереди слабым светом замигали крайние в Большой Мурте постройки - больничные. Тогдашний, главный врач здешний вспоминает:
«Поздним вечером в начале марта 1940 г. я долго сидел в комнате, готовясь к предстоящей на следующий день операции. В двенадцатом часу ночи ко мне постучал фельдшер Иван Павлович Бельмач. Он вошел и, растерянно извиняясь, объяснил, что ко мне хочет сейчас прийти какой-то профессор.... Фамилию профессора Иван Павлович произнести не мог. Вошел высокого роста старик с белой, окладистой бородой и представился: « Я профессор Войно-Ясенецкий». Эта фамилия мне была известна только по книжке, которая вошла в свет несколько лет тому назад « Очерки гнойной хирургии». Больше ничего об этом профессоре я не знал... Он мне сказал, что приехал только сейчас из Красноярска на подводах в составе очень большой группы бывших заключенных, жертв 1937 г., которые посланы в Большемуртинский район на свободное поселение... Он как хирург, решил прежде всего обратиться в районную больницу и просил меня обеспечить ему только белье и питание, и обещал мне помогать в хирургической работе. Я был несколько ошеломлен и обрадован такой помощью и такой встречей».
Автору этих строк было в 1940-м двадцать шесть лет. За полгода до встречи с Войно окончил он медицинский институт, был вместе с женой - врачем послан в Б-Мурту и на хирургическом поприще делал первые свои шаги. Тридцать лет спустя, он так вспоминал ту мартовскую встречу:
« Мы не спали до четырех часов утра. Вначале он меня расспрашивал о литературе последних лет, о достижениях советской хирургии... Затем он стал расспрашивать меня, какую хирургическую работу я веду, к какой операции готовлюсь, и когда я рассказал о том, что на завтра у меня назначена операция по поводу рака нижней губы с иссечением регионарных лимфоузлов на шее, он тут же очень хорошо представил мне на рисунках анатомию подчелюстной области. Я заметил, что он прекрасно рисует, и его схемы выглядели, как схемы из классических атласов по нормальной анатомии.
Так, едва сойдя с арестантской телеги, опрометью кинулся старый земский доктор в милые его сердцу хирургические премудрости. И для хозяина дома на енисейском тракте эта мартовская ночь была знаменательной. Думаю, что начинающий врач быстро сообразил, какие огромные выгоды может принести ему неожиданная встреча. До тех пор в трудных случаях приходилось ему искать консультаций у красноярских коллег по телефону. А тут вдруг такая удача: собственный профессор консультант...
Следующий день, однако, чуть не расстроил всю идиллию. «...Заведующая райздравом, - вспоминает Барский, - была очень энергичная женщина, но безо всякого медицинского образования и почти совершенно безграмотная, умевшая только подписывать свою фамилию. Вероятно, тогда такие случаи были нередки. Когда я рассказал о том, что вот у меня имеется такой профессор..., она замахала на меня руками и сказала, что нет, нельзя допустить, чтобы он работал в районной больнице».
Барский, по его словам, не отступился, пошел сначала к председателю райисполкома - неудачно, потом к секретарю райкома партии. Тот привлек для консультации начальника районного отдела НКВД. Наконец, общими усилиями муртинские государственные мужи пришли к мысли, что под наблюдением товарища Барского ссыльный профессор работать в районной больнице все-таки сможет. То было поистине великое благодеяние, ибо из двухсот человек, приписанных в район на поселение, - инженеры, преподаватели иностранных языков, фармацевт, библиотекари, - остаться в районном центре разрешили лишь считанным единицам.
Муртинская райздравша не раз еще пеняла потом доктору Барскому за его «политическую ошибку» и поминала старые, с первой енисейской ссылки не забытые грехи Войно_Ясенецкого, который « очень не любил советских врачей». Барский обещал своей неграмотной, но энергичной начальнице, что потачки старику давать не станет, и не давал. Он даже не зачислил Войно в больничный штат, а просто «выписывал ему всего двести рублей за счет пустовавших ставок то ли санитарки, то ли прачки».
Александр Васильевич Барский достиг впоследствии степеней известных: стал профессором, заведует ныне кафедрой общей хирургии в Куйбышевском медицинском институте. К воспоминаниям его мы еще вернемся. Но разыскал я его уже после того, как побывал в Большой Мурте. С трудом удалось найти в Красноярске и бывшего первого секретаря Болынемуртинского райкома партии П.Мусальникова, ныне пенсионера республиканского значения, и других должностных. Летом же 1970- го в Мурте ни одного начальственного лица сороковых годов не оказалось. Все уехали в большие города, растворились, исчезли, ушли в беспамятство. И некому было бы мне рассказать о событиях прошлого, если бы не больничные санитарки, медсестры, печники, прачки. Эти на повышение не пошли, их не перебрасывали и на укрепление не посылали. Коренные муртинцы, пережили они не один десяток секретарей и председателей, начальников НКВД, а потом и МГБ, и остались тем же, чем были - народом. Впечатлений накопили они не слишком много, но охотно делились всем тем, что запомнили из болынемуртинской истории, в которой каждый пустяк им родной, всякая мелочь - живой кусок их жизни.
В тот ветреный, с перебегающими облачными тенями денек первым моим собеседником на почерневшем больничном крыльце стал печник, Иван Яковлевич Автушко. Был он слегка выпивши, по случаю воскресенья, физиономию имел давно не бритую, но очень дружелюбную. А главное, проявил он себя человеком памятливым и разговорчивым . 26 июня 1941 года, на четвертый день войны сделалось у него прободение язвы желудка. Пришел он с этим прободением в больницу за три километра и перед рассветом лег вот на это самое крыльцо. Главного врача уже забрали в армию, а жену его, оставшуюся за него, Автушко будить постеснялся. Лежал и ждал, когда кто-нибудь выйдет. В восемь пришел из рощи старик с белой бородой, профессор. Он всегда ходил по утрам в ближайшую рощу молиться. Принесет с собой иконку складную, поставит на пенек и молится. Хирург (имени его Автушко не знает и называет его просто: старик, старичок) осмотрел живот и сказал, как филин буркнул: « Из тысячи одного человека такого удается спасти. Ты погиб». Иван Яковлевич спорить не стал: « Погиб, так погиб. Тогда и не надо баловаться, один укол - и чтобы все». Но старик все-таки решил резать. Уже ноги у Автушко похолодели, когда положили его на стол. Сестер на фронт забрали: наркоз некому давать. Операцию делали под этим, ну как его .... Одним словом, он, Автушко Иван Яковлевич, все видел: и как его резали, и как внутренности вынимали. А когда до печени дотронулись, то перед глазами елочки у него повалились.
«Спасибо этому старику, спас он меня, - жалостливо качает хилой головой печник. - Жизнь он мне установил. Я хотел его подкормить маленько. Старик этот здесь голодовал. Кто-нибудь из больных принесет десяток яиц, он сварит их и поест. Да, наверное, не каждый день и ел».
Прошу Автушко показать мне операционный шрам. Он задирает синюю в полоску не подпоясанную рубаху и обнажает живот. Шов выглядит странно: в двух местах на поверхность выходят грубые рубцы. Я с недоверием разглядываю эту явно недоброкачественную хирургическую работу, но Иван Яковлевич спешит разъяснить: « Ты на рубцы не смотри. Это бабы все...» Оказывается, месяца через два после операции, шел он один пьяный, одолели его в лесу соседские бабы, сели играючи на живот, а швы и лопнули. Иван Яковлевич спускает подол рубахи и снова возвращается к главной своей теме: «Голодный был старик. Почету ему тут не было». Да почему же? «Не знаю, я и сам обижаюсь. Разве бы я не купил ему десяток яиц. Хватился посля, а вот теперь жалею...»
Ни в чем не покривил печник Автушко. Все рассказал точно. И про операцию, и про то, как, встав на рассвете, уходил Войно в ближайшую березовую рощу молиться, Бывший здешний военком, детского роста мужичок в гимнастерке с медалями и в крестьянских приспущенных портках, Соболь Иван Петрович, подтверждает: «Жил профессор бедно, даже недоедал. Смотрели на ссыльных в Мурте косо». Соболь - единственное начальственное лицо, сохранившееся в п. Б-Мурте с 1940 г.
Сохранился он, впрочем, не по своей воле: на войне попал к немцам в плен. Потом долго сидел в наших лагерях. Сломалась карьера, изменились взгляды на жизнь. Намекая на собственные беды, говорит: « Теперь-то я понял, как оно несладко быть ссыльным...»
Хирург Борис Иванович Хоненко работал в Мурте после войны. Он тоже слышал от старых сотрудников, что жить в Муртинской больнице профессору пришлось в крохотной комнатушке рядом с кухней. Жил очень скромно. Сотрудники его любили, и повариха Екатерина Тимофеевна норовила принести профессору что-нибудь повкуснее, но он упрашивал ничего не носить: боялся, что влетит ей от главного врача Барского. Бедность не только не томит Войно, но он даже как будто стремится сохранить ее. В письмах к детям просит: « Денег не присылайте... Сластей и съестного не присылайте «. По дороге в третью ссылку уголовники полностью опустошили его чемодан, но Лука обращается к сыну Михаилу только за самым насущным: необходим кусок материи на верхнюю блузу и немного белья.
Про обиды он вообще никогда не пишет. А ведь они были -обиды... Татьяна Ивановна Стародубцева, здешняя, коренная, 1916 года рождения, в больничных санитарках с 1932-го, вспоминает: « Мы-то, сестры и санитарки, его любили, Обида профессора была не от нас». По мнению Татьяны Ивановны, пример неуважения к профессору подавали начальники муртинские. Когда Войно пошел в райком с жалобой, что мальчишки деревенские нарочно гадят в роще там, где он молится, секретарь ему ответил: « Мы свою церковь взорвали еще в 1936-м. И нечего нам тут религию разводить».
Защитить Войно от несправедливости, устроить его быт мог бы, очевидно, главный врач, но Барский, который в своих воспоминаниях не скрывает, что получил от ссыльного профессора по существу целый практический курс хирургии, знал, насколько рискованно для партийца проявлять излишние симпатии к ссыльному. Знал и держал необходимую дистанцию. Был в его отношениях с профессором, по словам больничного персонала, еще один охлаждающий фактор: едва сошедший со студенческой скамьи врач завидовал известности старшего коллеги. Когда, сидя в избенке Татьяны Ивановны, мы дошли в разговоре до этого места, санитарка почему-то понизила голос и шепотом пояснила: « Александр-то Васильевич, он у нас партейный был. Гордо чувствовал себя. А старичок - ссыльный. А к нему, к ссыльному, народ чуть не со всей Сибири. Вот наш-то и позавиствовал ему».
Удивительным образом эта подмеченная простыми людьми ущемленность муртинского доктора просвечивает даже в собственных профессора Барского воспоминаниях. Упорно, будто боясь, что ему не поверят, повторяет он несколько раз, что Войно-Ясенецкий, живя в Мурте, всегда безоговорочно слушал его и по всякому поводу обращался к нему за разрешением. Хотя желающих лечиться было много, Войно, по словам Барского, «консультировал больных, не обижая мой авторитет». Барский первым принимал приезжих. «И только в том случае, если я находил необходимым его консультацию, направлял к нему». И снова: «Войно-Ясенецкий не принимал без моего направления ни одного больного». Сам, того не замечая, автор воспоминаний обнажает тайную пружинку не слишком мудреной своей души. Даже через тридцать лет после событий ему не удается скрыть распирающую его гордость: это он, Александр Барский, командовал знаменитым профессором Войно-Ясенецким. И тот слушался.
Но существовал мир, в котором ни партия, ни доктор Барский, ни районные громовержцы не имели никакой власти над ссыльным профессором. В операционной он становился для них недосягаемым. Оперировал, как всегда , широко: на костях, на глазах, в брюшной полости; убирал у детей гланды и аденоиды, выдавливал трахомные бугорки на веках, лечил женские недомогания, разоблачал, по свидетельству военкома Соболя, призывников-симулянтов. Сказывалась старая, как он сам ее называл, «французская», а скорее наша русская земская школа. В Мурте мне называли многих людей, радикально излеченных Войно-Ясенецким от трахомы, старческой слепоты, язвы желудка и спондилеза.
В операционной Лука сам становился большим хозяином, до крайности строгим, требующим от врачей и сестер и санитарок абсолютной пунктуальности. Равнодушия к медицинскому долгу ни в каком виде не терпел. Однажды пришлось ему оперировать секретаря райсовета Строганова. Операция как операция: ущемленная пупочная грыжа. И можно не сомневаться: через две недели больной вышел бы на работу и забыл о своей грыже. Но вмешались ненавистные Войно-Ясенецкому силы, которые на нет, свели все его усилия. Стационаром ведала жена Барского, врач, но особа чрезвычайно легкомысленная. Сам Барский находился в отпуске, а жена его, оставшись за хозяйку, распорядилась снять швы у оперированного раньше времени. Сама же уехала по личным делам в Красноярск. Больной чихнул - шов лопнул. Пока сестры заметили беду, началось омертвение кишечника. Войно оперировал второй раз, но - поздно. Больной умер.
Будь Строганов рядовым гражданином, все обошлось бы тихо - мирно. А тут- депутат. Пошли слухи: ссыльный, ненавидя советскую власть, нарочно погубил депутата, народного избранника. Слух стал обрастать деталями: во время операции профессор оставил в животе у больного ножницы. Летом 1940 г. такие обвинения были равносильны смертному приговору. В лучшем случае, при очень милостивом составе трибунала, Войно получил бы двадцать пять лет лагерей. И конечно, сгинул бы навек. Стояли жаркие дни. Гроб с телом умершего на веревках опустили в могилу, но не засыпали. Из Красноярска ожидали комиссию судебных медиков. Здесь так и хочется сказать судебных. Эксперты осмотрели тело, долго советовались сначала между собой в больнице, потом в райкоме партии. Никакой вины в действиях хирурга не нашли. Судить следовало Барскую, но райком распорядился - не трогать: молодой кадр. Дело замялось.
Замялось, да не совсем. Оказывается, еще в день смерти больного, повстречав свою начальницу в хирургическом отделении, Войно потребовал, чтобы отныне она забыла сюда дорогу. Если же она покажется в отделении хоть раз, то навсегда перестанет сюда ходить он, профессор Войно-Ясенецкий. Случившаяся при разговоре операционная сестра Елизавета Петровна Рюмкина слышала, что в заключение профессор, глядя Тамаре Петровне в глаза, с какой-то даже гадливостью в голосе произнес: « У вас нет хирургической души».
Барская, естественно, побежала жаловаться в райком. Но жалоба на разгулявшегося « врага народа» была оставлена без последствий. В Мурте знали: ответственные работники Красноярского НКВД несколько раз уже приглашали Войно на консультацию в столицу края. Решили: с таким человеком лучше не вязаться. Барская в хирургическое отделение ходить перестала, но у нее, как и у всякого начальства, осталось достаточно возможностей, чтобы досадить зависимому от нее человеку. А досаждать она умела. Первый секретарь большемуртинского райкома партии Петр Мусальников высказался по этому поводу несколько меланхолично, но недвусмысленно: «Обстановку, в которой он (Войно-Ясенецкий - М.П.) работал, можете представить, ведь он был ссыльный.... Барская учитывала это и кое-где могла поиграть на его нервах.
И все-таки, сидя в своей хирургической крепости, он не боялся их, краевых и районных царьков. Может быть, даже жалел их, как жалеют неразумных испорченных детей. О мелких булавочных уколах, о которых хорошо помнят сестры, в письмах к детям нет ни слова. У хирурга другое на уме. Едва прошли нажитые в тюрьме одышка и отеки на ногах, Войно принялся за дело, от которого его отрывали уже в третий раз - за «Очерки гнойной хирургии».
«Писал он очень много, - вспоминает Елизавета Петровна Рюмкина.- В комнате его, кроме кровати, стола, стула и иконки, ничего не было. Зато книг, книг был полный стол, да еще в ящике под кроватью лежали. Я его спросила: «О чем Вы пишите!», а он мне: «Это то, что вам надо знать, вы по этой книге учиться станете».
Экстаз творчества, захвативший Войно-Ясенецкого осенью 1933 г. после Архангельска и прерванный тюрьмою в 1037-м, летом сорокового завладел им вновь. Письма к детям из Мурты пестрят названиями книг и журналов, которые он просит посылать ему. «Большое огорчение, что Лена не присылает книг и историй болезни. Я не могу писать своих статей», - жалуется он сыну Михаилу в мае. Вскоре за тем просит подписать его на « Вестник хирургии» и «Клиническую медицину». В январе 1941 г. снова: «Одна только просьба к тебе: пришли англо¬русский словарь.... У меня большое огорчение: пропала посланная из Ташкента французская книга и часть рукописей. Заказываю в Ленинградской публичной библиотеке фотокопии , и уже часть получил».
Глубокой осенью сорокового - радостная весть: начальник муртинского НКВД передал ссыльному, что пришло разрешение на выезд в Томск для работы в медицинской библиотеке. С чего вдруг такое благоволение? Лука полагает, что « сработало его давнее, посланное еще из ташкентской тюрьмы письмо к маршалу Ворошилову». Но такого же рода просьбу посылал он позднее и своему коллеге, новосибирскому хирургу, депутату Верховного Совета В.М.Мышу. Так или иначе, в вожделенную библиотеку он попал и там «за два месяца успел перечитать всю новейшую литературу по гнойной хирургии на немецком, французском и английском языках и сделал большие выписки».
Работает он все эти месяцы как одержимый, ни о чем кроме своей книги, говорить не может. С «Очерками» связывает Лука самые светлые свои надежды на будущее: признание, освобождение из ссылки, возвращение к родным. В январском письме подводит первые итоги: «... Написал часть главы об остеомиелите костей таза и ... скоро напишу ее всю. Остается быстрее написать главу о гнойном коксите, и, надеюсь, в феврале послать в Наркомздрав пять новых глав.... Буду просить об отпуске не только в Москву, но и в Ташкент, так как там надо будет посмотреть истории болезней в архиве Института неотложной помощи, многое почитать в немецких и французских хирургических журналах. Хорошо бы приехать в мае».
В Красноярск, в один из своих приездов, хирург познакомился с любезной семьей зубного врача Клавдии Андреевны Шаминой. Шамины окружили Войно заботой, вниманием. Возникла переписка. В марте сорок первого года из своей деревенской глуши хирург просит Клавдию Андреевну прислать ему роман Мельникова-Печерского «В лесах» или
сочинения Лескова или Достоевского «Бедные люди», «Униженные и оскорбленные», «Записки из мертвого дома».
Объясняет: художественная литература нужна не сама по себе. «Моя целодневная научная работа настолько утомила меня, что я вынужден оставить ее на время и отдохнуть на беллетристике». Войно, по его словам, мог бы обойтись и без романов, если бы его больше загружали в операционной. «Мне нужна регулярная практическая работа на пол дня, чтобы не трудиться целый день мозгом, а здесь у меня операции только спорадические». По муртинским масштабам операций в больнице вполне достаточно. Кроме того, есть возможность оперировать в Красноярске. Но самому Войно-Ясенецкому его профессиональная нагрузка кажется недостаточной. В шестьдесят четыре года, когда большинство его коллег на Западе навсегда оставляют операционную, он огорчается из-за того, что какого-то хирургического больного из ближайшей деревни родственники провезли мимо районной больницы прямо в город.
Начало войны не меняет строго заведенного ритма его жизни. Уже опустела деревня. Ушел на фронт доктор Барский, сменилось в связи с военным положением почти все руководство района, в больнице не стало самых насущных лекарств, сестры вынуждены стирать использованные бинты, а профессор Войно-Ясенецкий, будто не замечая этих знаков военной страды, думает только об одном: «Я очень порывался послать заявление о предоставлении мне работы по лечению раненых, - пишет он сыну в середине 1941г., - но потом решил подождать с этим до окончания моей книги, которую буду просить издать экстренно, ввиду большой важности ее для военно-полевой хирургии. В Мурте нашелся специалист-график, работавший прежде в Госиздате. Он сделал мне прекрасные эскизы рисунков.... Он говорит, что теперь выпуск книг чрезвычайно ускорен, и что мою книгу можно издать за месяц, а мне остается два-два с половиной месяца работы над ней...»
В конце письма снова просьба срочно прислать сочинения такие-то и такие-то, а также сфотографировать во французской монографии ( и «прислать как можно скорее!») рисунок такой-то.
На сто десятом километре енисейского шоссе рождается шедевр, который автору, увы, некому даже показать. А показать, как хочется! И Лука, как ребенок, построивший крепость на прибрежном песке, разражается гимном самому себе: «Я написал уже четыре больших главы, около 75 печатных страниц, одна другой ценнее». «Новые главы и дополнения к старым - великолепны».
...Пожалуй, ни один эпизод из жизни профессора-епископа не вызывал такого интереса у современников, как его возвращение из третьей ссылки. В эпоху, когда миллионы людей без следа исчезали в черных провалах тюрем и лагерей, человек, который не просто вырвался на свободу, но вышел с почетом и прямо из ссыльных возведен на высокий служебный пост, представлялся неким чудом. Участникам и свидетелям необыкновенного происшествия непременно хотелось увидеть в этом «руку Москвы», участие высших сфер, личный приказ Главнокомандующего. Рядовой советский гражданин, который десятилетиями отталкивал от себя мысль о причастности Сталина к массовым арестам и казням (отсюда миллионы писем-прошений на Его имя ), в то же время не сомневался, что выпустить пленника на свободу может только добрейший Иосиф Виссарионович. В счастливом жребии освобожденного из ссылки ученого увидели не случайность, не естественное действие закона, но некую сказочно-справедливую развязку, до которой так охочи русские люди. Эта справедливость без борьбы за нее, справедливость «по манию царя» тем милее простому россиянину, что позволяет и дальше жить привычной пассивной надеждой, лелея свое безволие, питая ее верой в благость и мудрость власть предержащих.
В том, что хирург-епископ - личность злокозненная (это усиливало мелодраматическую силу мифа о милостивом его освобождении), никто не сомневался. За годы террора правительство выработало у своих подданных представление о некоей обратной связи между причиной и следствием. Сидел -значить враг. Хирург-партиец П.П.Царенко, знавший Войно-Ясенецкого еще с 20-х годов, когда я спросил его, почему он так свято верит в антисоветские настроения Луки, нисколько не смутившись, возвратил мне мой вопрос: «А разве сам факт ареста его не говорит об этом?» Если так рассуждает профессор, то, что ожидать от жителей глухого восточносибирского села? Первый секретарь Большемуртинского райкома партии П.Мусальников вспоминает: «Он (Войно-Ясенецкий) был у меня на приеме, когда началась война 1941г. Он пришел и заявил следующее: «Правительство правительством, но я русский человек, квалифицированный врач-хирург, могу предложить свои услуги и помощь в лечении раненых солдат и офицеров нашей армии».
Маленького военкома Соболя, убежденного в том, что Войно в прошлом «редактировал антиленинскую газету», простая антипатия Войно_Ясенецкого к советскому правительству не удовлетворяет. По его словам, летом 1941 г., войдя в кабинет первого секретаря райкома и положив на его стол заявление, профессор сказал: «Я ненавидел большевиков, я боролся с Лениным, теперь прошу направить меня в госпиталь для оказания помощи советским бойцам». Соболь знает даже ту конкретную причину, которая заставила епископа прозреть, изменить свое отношение к советской власти. Оказывается, в райком он пришел с газетой, в которой описывался ужасный случай: как немцы повесили в Белоруссии двух священников. Священников Войно немцам простить не мог.
Легендарно в глазах муртинцев выглядел и отъезд Луки. Однажды на окраине деревни приземлился самолет. Из него вышел Большой Начальник и направился в больницу. Профессор-епископ благословил сестер, санитарок и больных, сел с Начальником в самолет и полетел навстречу мировой славе и почестям. Самолет с главным хирургом Красноярских госпиталей действительно прилетел в Б-Мурту. Но все было значительно более прозаично. Через месяц после начала войны лука сообщил сыну: «По окончании книги («Очерков гнойной хирургии») пошлю заявление в Наркомздрав и Бурденко, как главному хирургу армии, о предоставлении мне консультантской работы по лечению раненых...». Очевидно, в августе, так и не закончив работу над «Очерками», он написал в Наркомздрав. Письмо переправили в Главное медико-санитарное управление армии. В сентябре муртинский военкомат получил распоряжение использовать профессора по специальности. Лука надеялся, что его призовут в армию и таким образом освободят от ссылки. Писал: «В 64 года надену впервые военную форму». Но скрипучая машина НКВД-МВД не могла так вот сразу расстаться со своим пленником, Войно получил только разрешение переехать, опять-таки в качестве ссыльного, в краевой центр, чтобы работать там в лечебном учреждении. В каком же? По словам бывшего начальника Енисейского пароходства И.М.Назарова, летом 1941 г. несколько ведомств, сразу начали «охоту за бородой». Назаров сделал попытку «захватить» Войно- Ясенецкого для больницы водников и даже послал в Мурту главного врача своей больницы. Заинтересовался хорошим хирургом и штаб Военного округа. Но наибольшую подвижность в этой «охоте» проявил главный хирург только что организованного в Красноярске МЭП - местного эвакопункта. Под этим скромным названием скрывалось мощное подведомственное краевому отделу здравоохранения учреждение, состоящее из десятков госпиталей и рассчитанное на десяток тысяч коек. МЭП разворачивался спешно, по прямому указанию из Москвы. С Запада, с фронта уже шли в Сибирь первые санитарные эшелоны. Красноярску предстояло стать последним на востоке пределом эвакуации раненых. МЭП нуждался в зданиях, белье, продуктах, врачах и в том числе квалифицированном научном руководстве. Войно был нужен эвакопункту позарез, кругом на тысячи километров не было специалиста более необходимого и более квалифицированного. Вот почему, бросив все дела, утром 30 сентября главный хирург МЭП совершил авиа бросок на Большую Мурту. Самолет задержался в деревне ровно столько времени, чтобы Войно смог уложить в чемоданчик свои рукописи и пару белья, а начальник районного отдела МВД, товарищ Лопатский, прочитал присланную его высшим краевым начальством товарищем Семеновым бумагу. По этой бумаге ссыльный профессор Войно-Ясенецкий передавался в собственность местного эвакопункта, а точнее госпиталя №1515, расположенного в здании школы №10.
Вечером того же дня Лука сообщал из Красноярска: «Завтра же начнем оперировать. Прервалась на время моя работа над последней главой об абсцессе легкого, но я взял с собой материалы и надеюсь писать здесь». И десять дней спустя: »Я назначен консультантом всех госпиталей Красноярского края и, по-видимому, буду освобожден от ссылки». Тон письма бодрый, даже гордый. «Меня просили организовать научную работу врачей (их прибыло много, четыре профессора)... буду летать по всем госпиталям, которых много. Устроился отлично...».
День 27 августа 1970 г., проведенный в Большой Мурте, был, очевидно, одним из самых насыщенных впечатлениями дней моей литературной жизни. До самой ночи мы с моим водителем ездили по деревенским закуткам и крутогорам, разыскивая больничных старожилов. Кое-кто умер, некоторые разъехались, но в общем, свидетелей жизни Войно в Мурте оказалось достаточно. Большая Мурта - село крупное, построенное добротно, крепко. Народ в основном местный, коренной. В журнале приема больных Войно записывал их - «земледельцы». Они и есть земледельцы: лет двести с лишним сеют по берегам реки Подъемной пшеницу, ячмень, овес. Люди тут, насколько я мог понять за краткое наше знакомство, дружелюбные, гостеприимные. Не встретил я и равнодушных. Всякий старался помочь в моем деле как мог. Остаток вечера провели мы у санитарки, средних лет женщины, Валентины Григорьевны Мониной. К ней в дом набились почти все те, с кем удалось поговорить за день. Закусив и выпив по маленькой за столом у приветливой хозяйки, гости, люди в среднем лет пятидесяти, оживленно перебирали события, как-то связанные с ссыльным профессором. Это совсем не походило на интервью, а скорее напоминало встречу друзей, однополчан или односельчан, которых жизнь разметала по дальним дорогам. В такой беседе каждая малость к месту.
«У меня глаза разболелись, думала ослепну, - рассказывает Валентина Григорьевна. - Пришла к профессору, спрашиваю: «Это что у меня?» А он: «Тебе не обязательно знать». А вот вылечил глаза, с тех пор не болят».
«А меня на медсестру выучил. Я бестолковая была, но он никогда голос не поднимал, - вспоминает Елизавета Петровна Рюмкина. - Один раз только сказал строго: « Или корову брось, или операционную, а то будет грязь...» Я его жалела. Ведь мы с мужем тоже высланные из Забайкалья. Нас в тридцать первом в кулаки записали...».
Больница наша на тракте, - говорит бывшая санитарка Александра Павловна Левина. - Кого только не возят. Завезли нам один раз женщину лет тридцати восьми, ни руками, ни ногами не владеет. Долго профессор ее лечил. Никто за ней так и не приехал, забыли, видно. Умерла бедняжка. Из немцев Поволжья была».
«Могу о нем сказать только положительное. Сколько он народу вылечил! Сколько бельм с этих глаз поснимал! Думаю, за два года у человек пятнадцати. Один конюх в Листвянке восемнадцать лет не видел света, профессор ему свет открыл» (зоотехник Константин Иванович Стрелец).
Давно уже исписал я всю тетрадь, и на обложке тетрадной места нет, а люди все подходят, и каждому хочется чем-то прояснить дело, что-то уточнить, а то и просто вспомнить старое доброе время, когда сами они были молоды и жизнь, как им теперь кажется, была веселее и слаще.
«Голос у него был низкий, басовитый. Позовет меня, бывало: «Шура!» Я тут как тут. Стараюсь угодить. Один раз поставили к нему другую санитарку - она ему не понравилась. «Верните мне, -говорит - Шуру».
«Один раз профессор посылку получил от дочери: виноград. Принес моим детям и отдал. А они не знают, что это такое. «Мама, что это?!» А я и сама винограду сроду не видывала».
Спрашиваю: не сохранилось ли у кого фотографий Луки, и сразу все хором: «Как же, была, но куда-то задевалась». « А у меня мужик спьяну порвал...», «Ребятишки затаскали...» Но когда приходит час нашего отъезда, выученица профессора Войно-Ясенецкого, пожилая, все еще очень красивая и полная достоинств Елизавета Петровна Рюмкина приносит пожелтевший снимок. Она только что вынула его из рамочки, что годами висела в избе среди других рамочек с дорогими лицами. На портрете - седой старик с кружевной бородой и мягко непреклонным взглядом. Он сидит во дворе, под елями, а вокруг россыпь белых халатов - сестры, фельдшера, санитарки, девушки и молодухи далекого 1940 года...
... Забрасывая огни далеко вперед, мчится по черному енисейскому тракту черная крайкомовская машина и сокрушенно вздыхает за рулем женщина-шофер: «Такой человек...» Что он ей, этот умерший десять лет назад старик? Почему и ее, не знакомую ни с его верой, ни с его наукой, положительную, строгую, любящую больше всего порядок, задела вдруг чужая судьба?
На память приходят енисейские рыбаки, спустя полвека с нежностью поминавшие «Священного Луку», уголовники, которые приветствовали его на тюремном дворе, верующие ташкентцы, мужчины и женщины, готовые погибнуть под колесами поезда, чтобы только не отпустить своего владыку в сибирскую ссылку. Его действительно любили. Любили люди Церкви и больные в госпиталях, медики-сослуживцы. Это чувство захватывало почти каждого, кто попадал в силовое поле его притягательной натуры. А за что любили? И что он сам думал о всеобщем почитании, этот далеко не сентиментальный человек? Какой кодекс лежал в основе его отношений с рыбаками и землепашцами, больничными санитарками и солдатами охраны, обитателями уголовных камер и районными чиновниками? Ведь была же у него какая-то философия ж и з н и, та ежедневно, ежеминутно работающая в нас система отбора поступков, слов, эмоций, которая идет из самых затаенных наших глубин?
Так же просто, как одаривает он всех своими медицинскими знаниями, несет он людям свою строгую проповедь честности, трудолюбия, ответственности. Он без пристрастия строг с ослушниками и без различия дружелюбен к тем, кто, по его мнению, живет так, как надо, то есть не выбивается из законов улья, не нарушает правил роевой жизни. Ему привычны, ему даже милы эти люди, их быт, нравы, послушание, преданность и любовь к нему.
А как им не любить его? Сверх объективность ученого-епископа, его безличную доброту они воспринимают как личную к себе милость, как высшую справедливость. Русские люди более всего ценят вот такое благоволение сверху вниз. Не дай бог, если высоко стоящие на иерархической лестнице (должностной или качественной) предложат нижестоящему отношения «на равных» - из таких попыток обычно, кроме наглой фамильярности и хамства, ничего не получается. Уважают у нас только голову, высоко вознесенную. Войно (несмотря на частые его оговорки в «Мемуарах» и письмах) всем существом своим чувствует себя пастырем, учителем, человеком над.
Он проповедует, узнав что санитарка застудила своего грудного ребенка и тот умер. Проповедует, отчитывая нерадивого врача. Может произнести проповедь перед партийным районным чиновником, обещая избавить его от невыносимых язвенных болей с тем, однако, чтобы пациент изменил свою жизнь, поверил в Бога.
Есть среди рассказов о том, как в начале войны Лука покидал Большую Мурту, один в этой связи особенно многозначительный. Передал мне его человек, в Красноярске чрезвычайно известный, бывший начальник Енисейского пароходства Иван Михайлович Назаров. Хозяин главной транспортной артерии края, вмещающей в себя, почти пять Франций, депутат Верховного Совета СССР, член бюро крайкома КПСС, он был не глуп, напорист, хамоват, одним словом, соединял все доблести сталинского партайгеноссе. Летом 1970 г., когда мы встретились, этот рослый красивый мужик, изрядно поизносившийся от большого количества выпитой водки и иных жизненных радостей, пребывал уже на пенсии. Лежа под пледом в шикарной своей красноярской квартире (на стенах ковры и фотографии речных лайнеров), он рассказывал.
Когда уже началась война, на городской телеграф пришла телеграмма из Мурты. Адресована она была Председателю Президиума Верховного Совета СССР Михаилу Ивановичу Калинину. Телеграмму в Москву не передали, а, в соответствии с существующим распоряжением, направили в крайком. Содержание ее Назаров запомнил дословно: «Я, епископ Лука, профессор Войно-Ясенецкий, отбываю ссылку по такой-то статье в поселке Большая Мурта Красноярского края. Являясь специалистом по гнойной хирургии, могу оказать помощь воинам в условиях фронта или тыла, там, где будет мне доверено. Прошу ссылку мою прервать и направить в госпиталь. По окончании войны готов вернуться в ссылку. Епископ Лука».
Диктуя мне телеграмму, Назаров привстал, голос его зазвенел на высокой ноте, в глазах блеснули слезы. Подбежала дочь с мензуркой, Рассказ пришлось остановить. Остановимся и мы, ибо главные слова уже произнесены. Вот эти, взятые разрядкой: «... готов вернуться в ссылку».
... Хлебнув валериановой настойки и полежав минуты две с закрытыми глазами, Иван Михайлович досказал взволновавшую его историю. Ту телеграмму в крайкоме долго обсуждали: посылать - не посылать. Видел ее Назаров и на столе первого секретаря товарища Голубева. При обсуждении вопроса присутствовали работники НКВД. Они говорили, что Лука - ученый с мировым именем, что книги его издавались даже в Лондоне. В конце - концов решено было телеграмму Войно-Ясенецкого Калинину все-таки отправить. Ответ из Москвы пришел незамедлительно. Профессора приказано было перевести в Красноярск. Миф? Возможно....

_________________
Стрела, попавшая в цель, летит вечно.


Вернуться к началу
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Re: Сухобузимо-Енисей-Б.Мурта, 2-4 июля
СообщениеДобавлено: 11 07 2010, 22:46 
Не в сети
Вожак "Грязных носорогов"
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 12.08.04
Сообщения: 6330
Откуда: Красноярск
Воспоминание о В.Ф. Войно-Ясенецком (святителе Луке) Мониной Валентины Григорьевны

Монина В.Г. родилась 20 февраля 1918 г. Войно-Ясенецкий прибыл в Б-Мурту в марте 1940 года в свою третью ссылку. Работать он начал в районной больнице. В нашу больницу ехали из многих деревень, тогда редко в какой деревне был фельдшерский пункт, всех направляли в Б-Мурту. Я работала регистратором в районной больнице, записывала больных к Войно-Ясенецкому, а затем готовила все, что нужно было для приема больных - простыни, тампоны, кипяченую воду. Вызывала больных и вместе с Валентином Феликсовичем принимала детей с трахомой. Когда приносили ребенка, я держала его ножки и ручки, а профессор удалял трахому пинцетом из глаз, он промоет и тампончики наложит. Многим он зрение спас.
Он не терпел равнодушия к врачебному делу. Врачей он ругал: «Вы врачи зеленые, сколько из-за вас поумерало людей».
Жил Войно-Ясенецкий очень скромно во флигеле при больнице. Зарплату ссыльному доктору не платили, выдавали только одежду и питание. Когда повара готовили врачу еду, каждый раз не меньше трех блюд, он всегда выбирал что-то одно, ел очень мало.
Шестьдесят лет назад не смели упомянуть Бога, все кроме ссыльного хирурга. Перед операцией он говорил больному: «Если веришь, молись. Молись и будешь жив». Одного больного он не захотел оперировать. Приходит однажды мужчина на прием, открывает дверь без спроса, без вызова и говорит: «Я ломал церковь в Шиле, мне попала стружка», я знала, что врач, верующий человек, погрозила рукой больному: «Молчи», он не понял и повторил «Я ломал церковь и попала стружка». И тогда Валентин Феликсович сказал: «Я тебя лечить не буду», как сказал, так и сделал, тогда с религией строго было, могли арестовать за такие слова запросто, а он ничего не боялся, он о Боге говорил открыто.
На крыльцо бывало выйдет, все сотрудники сядем рядом как на собрании, я уж много не помню, но хорошо помню, он говорил главное: «Куда меня не сошлют, везде Бог», так он каждый день молился на пеньке в аллее рядом с больницей. Мальчишки иногда мусорили там и однажды один из этих мальчишек, сын фельдшера Миша Бельмоч сильно заболел. Миша лежал на крыше своего дома напротив больницы, думали, что у него туберкулез позвоночника, каким-то чудом также как и заболел, он поправился.
Я тоже благодарна своему доктору за исцеление, если бы не профессор могла бы ослепнуть, у меня глаза часто болели из-за перенесенной в детстве золотухи. В 1941 году глаза воспалились, Профессор заметил это и сказал: «Я тебя вылечу». Каждый день заводил в темную комнату и накладывал мазь. Я спрашивала: «Валентин Феликсович, а что у меня? Трахома или что другое?» Он отвечал строго: «Не твое дело знать», я другой раз забуду про процедуру, он зовет: «Валя иди сюда», только благодаря ему, я зрение не потеряла. До сих пор, мне 88 лет, Слава Богу, на глаза не жалуюсь.
Монина В.Г. работала в больнице с 14 апреля 1939г. по 13 декабря 1945г.


Воспоминание Лидии Ивановны Коваленко (Самсоновой) о В.Ф. Войно-Ясенецком (Святителе Луке).

Я родилась 18 июня 1931 г. Мама моя, Коваленко Мария Евгеньевна работала в больнице на разных работах, санитаркой, поваром. Однажды она пришла с работы и сказала, что в больнице появился очень хороший врач-профессор. Мы с сестрой Розой часто ходили в больницу помогали маме, стирали бинты в бане.
Потом маму перевели санитаркой в операционную. Мама рассказывала про случай, который мог окончиться печально для Войно-Ясенецкого. Ему и пришлось делать операцию Строганову, он жил по ул.Партизанской, работал то ли в исполкоме.то ли в райкоме партии, но где-то начальником. Операция прошла успешно, больной шел на поправку, но вмешалась в судьбу этого человека жена гл.врача Барского, она тоже была врач, в отличие от мужа уравновешенного человека, авторитет у Барской был не очень хороший, везде лезла куда надо, куда не надо.
Привезли в хирургию больного из Предивинска, что-то было у него с головой, и Валентин Феликсович стал делать ему операцию. Во время операции открывает дверь в операционную Барская и говорит: «Валентин Феликсович, я сниму швы Строганову, профессор ничего не ответил, у него на столе больной. Через некоторое время прибегает Барская и кричит, что у Строганова разошелся шов, Валентин Феликсович сказал: »Мария Евгеньевна, была мне ссылка, а теперь будет расстрел». Мама ответила: «Нет - идет операция». В коридоре шум, что профессор не вышел, но Валентин Феликсович не мог покинуть больного, которому делал операцию, Строганов умер. Закончилась операция, профессор вышел и спрашивает: «Кто вам разрешил снимать швы?» Барская ответила: «Вы» «Такого разрешения я вам не давал, не вы делали операцию и я знаю, что ему 4-5 дней нельзя снимать швы». Строганова похоронили, приезжали из города, откапывали гроб, но вины профессора не нашли. С того времени стали вызывать маму в милицию. Тогда был начальником милиции Королев. Приезжали домой и требовали, чтобы мама сказала, что швы разрешил снимать профессор. Мама отвечала: «Вы не дакайте и не наводите меня на чужие мысли, это бесполезно, врач не ответил ни «да» ни «нет», он делал операцию и отвечать он не мог». Маму вызывали, но она не могла сказать неправду. Профессора отстранили от операции. Однажды к нам приехали Барский с женой и сказали маме: »Мария Евгеньевна, мы даем вам 1200 руб. скажите, что профессор сказал «да», на что мама ответила: «Как я скажу «да», если он этого не говорил». Барские в скорости уехали. Валентин Феликсович сказал маме: «Если бы вы Мария Евгеньевна сказали «да» я бы на вас не обиделся, такое тяжелое время, у вас ведь двое детей», но мама ответила: «Нет, я бы этого не сделала, я страдаю потому, что моего мужа ни за что посадили и вас сослали, я не могла сказать». Разбирались долго, но затем вновь разрешили профессору делать операции.
Как-то раз я пришла со школы, а дома висели белые рубашки профессора, их мама стирала, руки у меня были испачканы чернилами. На рубашках были красивые пуговицы (это были запонки), я их начала застегивать, расстегивать и очень замарала отлага. Мама с этим бельем пошла к профессору и говорит: «Валентин Феликсович, я не смогу больше вам стирать у меня баловная девочка, посмотрите, что она наделала», а он говорит: «Ну, это же ребенок, вы, наверное, ее набили?». Мама ответила, что набила и бросила на кровать и еще мама сказала, что у нее нет прихваток, чтобы держать белье. На следующий день он принес 20 прицепок на красной веревочке. Прищепки растерялись, но четыре у нас сохранились в память о профессоре.
Я была непоседливая, но Валентин Феликсович ко мне относился очень хорошо. Когда был свободным, брал меня на руки, и мы шли в лес, когда ему присылали посылку, то он всегда давал мне конфеты, такие хрустящие вафли. Он всегда меня после прогулки приводил домой и отдавал маме, а сам часто плакал. Мама его однажды спросила: «Валентин Феликсович», а почему вы плачете?», он ответил: «Мария Евгеньевна, вы живете с детьми вместе, а я всегда один». Он много молился. Если не было времени днем, то ночами молился в том месте, где сейчас стоит гараж в сторону Октябрьской, там был большой пень, он ставил на него иконку и молился.
Был он такой высокий и полный. Как-то мама принесла ему на пасху блины похристосоваться, его в комнате не было, окно открыто, он всегда проветривал свою комнату, закрыла оладьи салфеткой и пошла к тому месту, где молился профессор. Он хотел встать с колен, но мама попросила, чтобы он этого не делал, поцеловала его, он тоже ее поцеловал и мама пошла на кухню.
Мама рассказывала нам, что как-то в операционной, она готовила инструменты для операции, и вдруг быстрым шагом вошел профессор, он обхватил меня сзади и стал целовать меня в голову, щеки. Еще никогда никто его таким не видел. Я подумала, что он сошел с ума. А он повторял: «Машенька, меня реабилитировали», и слезы ручьем катились из глаз. Я тоже заплакала, радуясь за него, а сама вспоминала своего Ваню, который где-то был в ссылке. В сентябре 1941 года прилетел самолет из Красноярска и Валентин Феликсович навсегда покинул Мурту.


Воспоминание о хирурге В.Ф.Войно-Ясенецком Попковой (Жемчуговой) Натальи Александровны.

Родилась я 13 августа 1928 года. Родители мои жили в с.Еловка. Мама, Марфа Матвеевна, работала дояркой, папа, Александр Иванович - пчеловод. У меня было 7 братьев и сестер. Брат, Георгий Александрович всю жизнь прожил в Еловке и работал агрономом.
В 3 года со мной случилась беда. Старшие сестренки- няньки, раскачали качели очень сильно, я с них сорвалась и упала в хлев, где о забор сильно ударила ногу, Сестренки довели меня домой и стали заставлять попрыгать на лавке и спрыгнуть на пол, чтобы нога встала на место, так «мудро» решила десятилетняя сестра.
С этого времени начались мои мучения. От сильного ушиба нога распухла и в колене образовалась жидкость. Повезли в Мурту, ходить я уже не могла. В больнице, выкачивая жидкость, разрезали колено в нескольких местах, Это было в 1931 году. После возвращения я попала в руки фельдшера, который мне делал перевязки. У меня остались самые тяжелые воспоминания об этом человеке. Внешне он был очень неряшливый, никогда не переодевался, руки грязные. Приходил, сдирал присохшие бинты, даже не пытаясь отмочить. Я всегда сильно плакала - было очень больно. Завяжет другие бинты без мази, вот и вся процедура. Повязка на ноге была всегда гнойной. Рана, то немного подживала, то снова мокла, образовались свищи. Кроме того, ногу свело и в колене она не разгибалась. Врачи предлагали подрезать, но мама не разрешала. Нашли бабушку и она начала меня лечить -вытягивать ногу. Распаривала горячей водой в щелоке, растягивала ногу, сверху клала ржаные колосья, поливала их водой и кроме того в воду бросала деревянный камень. После такой процедуры ложили меня на полати и ногу подвязывали вверх под гобец. Целый месяц она у нас жила Ногу бабушка мне «вытянула» и она стала сгибаться. Водила она меня на кладбище, прикладывала землю с могил священников, которые служили в Еловской церкви. Помолится, прочитает молитву и прикладывает землю.
Я стала ходить, но нога все равно болела, всегда была завязана, боль распространилась ниже колена. Нарыв, то пройдет, то затихнет.
Я училась в школе. Три класса закончила в Еловке, а 5,6,7, класс в Юксеево. Училась очень хорошо, но нога не давала никакого покоя. И меня повезли в Красноярск в 1936 году. В Красноярске, в окружной больнице по ул. Вейнбаума мне сделали операцию, снова резали ногу, но улучшений не было.
И так продолжалось до 1940 года. Сестра Клавдия работала в Большой Мурте в Исполкоме инструктором. Однажды она приехала домой в Еловку и сообщила, что надо ехать в Большую Мурту в больницу, там работает ссыльный хирург о котором все очень хорошо отзываются.
Детские воспоминания, мне было 12 лет, оставили неизгладимые впечатления. Вошел в палату очень высокий, широкоплечий врач с седой бородой и очень добрыми глазами. Посадил он меня, спросил что со мной было, затем какой-то зонтик как иголка, воткнул в рану, я ничего не чувствовала, он сказал: «Мертвое мясо». Елаза его стали суровые, и он несколько раз с возмущением произнес: «О, коновалы, ну и коновалы, девочка, тебя лечили, так изуродовали ногу, надо было вот здесь немного подрезать, прочистить и не мучилась бы ты столько лет». Я так запомнила слова «коновалы тебя лечили» и его возмущение неграмотностью врачей. Он еще мне сказал: «Через 2 недели у тебя все болезни пройдут. Я не поверила, уже столько лет болела и никто мне пока не помог. Привели меня в операционную, положили на стол, а я прошу: « Дайте мне больше наркоза, чтобы я боли не чувствовала». Он засмеялся и говорит:» Дадим больше наркоза, сделаем как надо». Спокойно так с ним было на операции, в операционной находился и молодой врач Барский (фамилию я его хорошо запомнила). Барский А.В. - был главным врачом районной больницы.
Операцию мне делали в июле 1940 года. Я хорошо запомнила эту дату, т.к. в июле родилась моя младшая сестра. Было утро, а очнулась я в палате вечером.
Каждый день приходил на обход молодой врач, а на перевязках был старый врач. После операции я узнала его фамилию, она звучала очень интересно - Войно-Ясенецкий. Он был неимоверно добрый. Никакой боли я не чувствовала на перевязках, снимали повязку, перевязывали, а когда в Красноярске делали операцию, то такие были боли в ноге. Я стала выходить на улицу и часто сидела на крылечке хирургического отделения. Когда Валентин Феликсович проходил мимо он гладил меня по голове.
Швы сняли раньше, а выписали меня через 12 дней, как и обещал хирург.
С тех пор все у меня рана зарубцевалось и мои девятилетние страдания закончились. Нога, хоть и изуродованнная, больше меня не подводила.
Хочу сказать о больнице. Такая она была чистая и красивая, в углу стоял большой блестящий самовар. А персонал хороший -нянечки, врачи, медсестры такие добрые, внимательные. О Войно-Ясенецком все говорили очень хорошо, что он много делал операций на глазах и все другие болезни лечил и много оперировал.
Не запомнить его было нельзя - высокий, плечистый, борода большая - седая, на голове шапочка, халат до икр. Красивый дед, - добрые глаза. На работу приходил в 9 часов и сразу же осматривал больных, он очень о них беспокоился.
У меня нет слов, чтобы описать доброту этого человека.
Когда Наталья Александровна узнала, что она живет в Красноярске рядом с памятником Святителю Луки (Войно-Ясенецкому) она очень удивилась, так как не знала, что хирург, делавший ей операцию был епископом церкви. «Я обязательно отнесу цветы к памятнику и поклонюсь этому Великому человеку» - сказала Наталья Александровна.

_________________
Стрела, попавшая в цель, летит вечно.


Вернуться к началу
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Re: Сухобузимо-Енисей-Б.Мурта, 2-4 июля
СообщениеДобавлено: 12 07 2010, 02:05 
Не в сети
Профи
Профи
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 27.07.05
Сообщения: 612
Откуда: Krasnoyarsk-city
Как всегда поражен умению Архитектора доставать информацию и, самое главное, умело ее обобщать и популяризировать!
Очень интересно! Жаль что пропустил :[

_________________
http://veloyarsk.ru - сайт одного ...


Вернуться к началу
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Re: Сухобузимо-Енисей-Б.Мурта, 2-4 июля
СообщениеДобавлено: 17 11 2010, 18:12 
Не в сети
Гуру
Гуру

Зарегистрирован: 01.01.08
Сообщения: 860
Вот что случайно нашел на просторах инета:
Цитата:
"Сталин сохранил Россию, показал, что она значит для мира. Поэтому я, как православный христианин и русский патриот низко кланяюсь Сталину" Архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий)
Сказано, конечно, верно, но удивительно, что это писал архиепископ :).


Вернуться к началу
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Re: Сухобузимо-Енисей-Б.Мурта, 2-4 июля
СообщениеДобавлено: 17 11 2010, 20:22 
Не в сети
Местный житель
Местный житель
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 17.09.05
Сообщения: 15731
а ты почитай про него (а не только про шваль красную) еще удивишься

_________________
В других нас раздражает не отсутствие совершенства,
а отсутствие схожести с нами… (с) Джордж Сантаяна

Трофеи:
* TOYOTA Land Cruiser Prado
* MAZDA какая-то старинная

Изображение


Вернуться к началу
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Re: Сухобузимо-Енисей-Б.Мурта, 2-4 июля
СообщениеДобавлено: 17 11 2010, 23:32 
Не в сети
Гуру
Гуру

Зарегистрирован: 01.01.08
Сообщения: 860
fairman писал(а):
а ты почитай про него
Про кого? про Сталина? ;)


Вернуться к началу
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Re: Сухобузимо-Енисей-Б.Мурта, 2-4 июля
СообщениеДобавлено: 10 12 2010, 16:48 
Не в сети
Новичок
Новичок

Зарегистрирован: 30.11.10
Сообщения: 42
Откуда: Красноярск
Несколько дней с увлечением изучаю форум.
Не смог остаться равнодушным к высказываниям некоторых «Профи», крайность которых вызывает недоумение - про храмы, про сломанный крест на Черной Сопке и икону под ногами... Особенно на фоне очень тактичных и ненавязчивых мыслей и цитат о российской истории, символах православия и выдающихся людях – как в этой, и других темах.
Уважение к истории, терпимость к любой вере (равно как и к атеизму) поважнее будет, чем тесты микрофибровых полотенец...

HorstWessel писал(а):
Вот что случайно нашел на просторах инета:
Цитата:
"Сталин сохранил Россию, показал, что она значит для мира. Поэтому я, как православный христианин и русский патриот низко кланяюсь Сталину" Архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий)
Сказано, конечно, верно, но удивительно, что это писал архиепископ :).

Сталин, между прочим, учился в духовной семинарии. Его мудрая мать, одной фразой дала оценку многих дел этого великого человека: «Лучше бы ты стал священником…»


Последний раз редактировалось Designer 27 12 2010, 14:57, всего редактировалось 1 раз.

Вернуться к началу
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Re: Сухобузимо-Енисей-Б.Мурта, 2-4 июля
СообщениеДобавлено: 11 12 2010, 14:50 
Не в сети
Профи
Профи

Зарегистрирован: 11.09.08
Сообщения: 436
Решил написать историю,аналогичную истории Войно-Ясинецкого.
В моем детстве-в начале 60 х годов мы жили в старинном русском селе Усть-Цильма,на р. Печора 200 км от полярного круга,моя мать работала в районной больнице-и в этой же больнице работал кремлевский хирург Гинце,его очень уважали-даже мы-дети знали его фамилию,помню его жену- дама в шляпке,ходившая по селу со своими собачками-кажется это были таксы,штук 5-она называла их-"таточки",она выделялась среди местных женщин,многие из которых ходили еще в расшитых сарафанах.Мать тоже его вспоминает-какую то небольшую операцию он ей сделал.Когда я стал взрослым я понял,что Гинце был сослан в Усть-Цильму по делу кремлевских врачей при Сталине,остался вопрос-почему он не вернулся в Москву после реабилитации после смерти Сталина-но думаю,что ему просто нравилось в Усть-Цильме-зарплата раза в полтора больше,чем в кремле,кругом сплошное уважение,печку домработница топит,за свет и дрова платить не надо,квартиру тоже оплачивало там государство,на улице каждый здоровается,рыбаки приносят семгу домой.Проработал он в этой больнице до самой смерти,я помню что он умер перед нашим отьездом из Усть -Цильмы.


Вернуться к началу
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Re: Сухобузимо-Енисей-Б.Мурта, 2-4 июля
СообщениеДобавлено: 01 06 2018, 21:20 
Не в сети
Вожак "Грязных носорогов"
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 12.08.04
Сообщения: 6330
Откуда: Красноярск
В продолжение темы: приглашаю на июньские праздники в серьезную покатушку вдоль Енисея от Казачинсского порога до Красноярска.

9 июня. Вечером заброска автобусом (можно рейсовым, если народу будет немного, или нанять Газельку) в дер. Пятково. Далее 6 км до дер. Порог, там ночлег.

10 июня. Утром едем на Казачинский порог - никогда там не был, зрелище еще то, да и легенд масса. Планируем снять панораму порогоа с квадрокоптера (снимки мне нужны для иллюстрации книги о путешествии по Енисейской губернии английского художника Томаса Аткинсона летом 1850 г.). Возвращаемся в Пятково, потом на трассу и 40 км едем по асфальту до дер. Б.Кантат. Там сворачиваем на Российку (на повороте кладбище д.Самарской, могила жены советского разведчика Рихарда Зорге - я целое исследование на эту тему недавно провел).
Вариант: от Пятково проселком на д.Минск (старая деревянная церковь) и на Российку (разрушенный Дом быта - памятник советской эпохи).
Далее до турбазы "КиК". Ночуем. Место живописное, сторож - душка (15 лет отсидел, три побега). 90 км.

11 июня пробираемся по плохо накатанному проселку с двумя бродами (воды выше колена, должна прогреться, течение не сильное, ширина метров 20, другой брод поуже) в д.Береговая Подъемная +11 км - Юксеево +10 км (проселок) - Берег Таскино +9 км (проселок, обед) - Павловщина - Нахвальское - Кекур - Абакшино - озеро Абакшинское +35 км, Конононо, Атаманово (музей).
90 км. С ночлегом определимся на месте (есть друзья или на природе).

12 июня: Шивера +12 км (проселок) - Барабаново (церковь + давний друг сторож Владимир, берег Енисея, обед) - Частоостровское +25 км - Кубеково - Красноярск. До моего дома 80 км, а кому-то поближе.

Всего 240-260 км.
Из сложностей: брод около дер.Б.Подъёмной. Вдоль Енисея - грунтовые проселки. От Частоостровского - горки.
Музеи: в Б.Мурте (если заедем) и Атаманово. Плюс красивейшие пейзажи, легенды об инопланетянах и пароходе-призраке (это в Кононово); тоннель для перевозки ядерных отходов под Енисеем (только вход посмотрим); казачье и революционное прошлое, встречи с интересными людьми, звездное небо, размышления о бренности бытия...

Продуктов берем минимум: едем от магазина до магазина. Вода из речек. С собой: КЛМН, палатка, спальник и коврик, сменная одежда, тапки. Готовим на горелке, а костер - для души.

Заброска планируется арендованным микроавтобусом с прицепом (7 тыс. руб. делим на всех участников). Пока заявилось 8 человек, свободные мест 3.
Сбор в 19.30 9 июня около входа в Окей на площади ТРЦ "Планета". Предварительная уведомление об участии обязательно: здесь, в личку, на мой тел. 89029906525 (СМС, Вотсап или Вайбер).

Изображение

Изображение

Изображение

Изображение

Изображение

Изображение

Изображение

Изображение


Вложения:
жена Р.Зорге Катя Максимова.docx [1.04 Мб]
Скачиваний: 234
Легенды Подъемной-Юксеево.docx [112.43 Кб]
Скачиваний: 228

_________________
Стрела, попавшая в цель, летит вечно.
Вернуться к началу
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Re: Сухобузимо-Енисей-Б.Мурта, 2-4 июля
СообщениеДобавлено: 04 06 2018, 00:14 
Не в сети
Вожак "Грязных носорогов"
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 12.08.04
Сообщения: 6330
Откуда: Красноярск
Карта с подробным описанием маршрута здесь.

Изображение

Заявилось 7 человек. Сам я поехать не смогу, т.к. сегодня сломал ногу. Жаль, что так случилось.

Но поездка вполне может состояться, если кто-то (например, Женя Гитлер), возьмет на себя заказ автобуса и станет проводником.

Телефон водителя микрика с прицепом 89029235123, Павел. Нужно всего лишь подтвердить поездку и сбросить ему на карту 7 тыс. руб.
Телефон сторожа турбазы КиК 89504083094, Алексей Андреевич Васильев. Я могу его предупредить.

_________________
Стрела, попавшая в цель, летит вечно.


Вернуться к началу
 Профиль  
 
Показать сообщения за:  Поле сортировки  
Начать новую тему Ответить на тему  [ Сообщений: 27 ]  На страницу Пред.  1, 2

Часовой пояс: UTC + 8 часов



Кто сейчас на конференции

Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и гости: 17


Вы не можете начинать темы
Вы не можете отвечать на сообщения
Вы не можете редактировать свои сообщения
Вы не можете удалять свои сообщения
Вы не можете добавлять вложения

Найти:
Перейти:  
cron