Первопроходник
а почему ктото называют республику Тывой, а ктото Тувой, википедия говорит о равнозначности названий?

Изза перевода с тувинского такие приколы может?

Из публицистики 19 века я знаком с такой версией: название республики произошло от воинственного племени тубинцев (дубинцев в китайских источниках), которые жили на территории нынешнего Курагинского района, были жестоко разгромлены в начале 18 века казаками под предводительством ссыльного поляка Василия Многогрешного, после чего местное население эмигрировало за Саяны. В официальной версии Википедии это событие не фигурирует.
Оба названия созвучны и различаются только транскрипцией. Название "Тува" появилось относительно недавно - раньше это была Сойотия, потом Урянхайский край. Однако слово "урянхи" в переводе с китайского звучит оскорбительно, поскольку означает зверьки, недочеловеки, грязные неразвитые люди. И потому с отделением от СССР страна получила новое название Танну-Тува (Горная Тува), которое потом упростилось до "Тува", а в 1993 г. скорректировалось в "Тыва".

Вот оно как, интересно. Спасибо за развернутый ответ.

а билет багажный брать не заставили?
пошел слух, что с августа РЖД изменили правила провозки багажа и велы, лыжи и т.п. в багаж не входят. Теперь за них вроде как надо платить и ВЕЗТИ В БАГАЖНОМ ВАГОНЕ
обратно без проблем ехали?

Наверно оффтоп...
Правила действуют с начала 14 года. Но как-то обходилось, наверно проводники еще методичку не получили..
Продолжаю тут:
http://x-ride.ru/forum/viewtopic.php/f,7/t,47030/

Продолжу отчёт.
25 июля 2014.
С утра было зябко, всего +2 С




Но на солнышке потеплело




Речка Орта-Шегетей вытекает здесь из озера:




Сегодняшний день запланирован как «трудный» - предстоит взять 5 перевалов высотой 2300-2600 метров




Сразу же начался хороший для сугреву подъёмчик:




Сверху открывается вид на озеро Сиве-Холь:




Дорога идет серпантином:





На безымянном перевальчике 2550 м дует ветерок, утепляемся:






Небольшой спуск к речке Ак-Хем, очень распространенное название в здешних краях:







Отсюда, если посмотреть на север, виден ледяной купол горы Монгун-Тайга , «Серебряная Гора» (3970 м) – самая высокая вершина всей Восточной Сибири:





Снова небольшой по перепаду высот подъём на перевальчик 2555 м, с которого хороший обзор:





На генштабовских картах 70-х годов эта дорога обозначена как «тропа Хайчин-Дзам», явно монгольское название, а нормальной дороги в те годы ещё не было





На спуске с перевальчика открывается вид на целый каскад озёр:





Монгун-Тайга отсюда ещё лучше видна, но на её южном склоне ледник небольшой:





Спуск идет серпантином:








Небольшое видео на спуске к озеру Толайты:




Одноименная речка:





После неё дорога идет вплотную к госгранице , вот и озеро Дут-Нур, в которое можно бросить камень, уже на монгольской территории:





Через 5 км ещё одно монгольское озеро Майгын-Холь:





На монгольской территории сушатся какие-то глиняные блоки, очень хотелось подойти рассмотреть, а нельзя – граница на замке!





Речка Шара-Хорагай, вода в ней красноватого цвета:




На очередном перевальчике (2310 м) как раз граница Государственного унитарного предприятия «Моген-Бурен»





..и обо из камней:





На спуске дорога вновь прижимается к границе, справа видна монгольская застава - служба на ней, должно быть, вполне спокойная:





Пейзажи тоже монгольские:





Спустились в межгорную котловину, до высоты 2180 м, становится жарковато, а на скудной почве соляной налёт:





На обед остановились прямо под пограничными столбами, а вот с питьевой водой не рассчитали – все русла рек теперь пересохшие, запасаться надо было ещё на озёрах, переходим в режим экономии:





Сразу после привала начинается затяжной подъём вдоль госграницы:





Встречаются эко лошади..





..и УАЗики, которые нещадно пылят:





За очередным поворотом снова подъём, хочется слезть с велосипеда и пройтись пешком, но оглядываюсь назад – Марина упорно едет, и приходится опять крутить педали:





И вот, наконец, перевал Хапши (2614 м), самый высокий на сегодня, да и на весь оставшийся поход:






На каменном обо кто-то поставил игрушку с вечно вращающимся барабаном, на котором начертаны мантры:





С перевала видна цепь далёких гор – хребет Цаган-Шибэту:





..в нём выделяется белая вершина горы Ак-Баштыг (3252 м), «Сахарная Голова», но это не снег, а порода, схожая с асбестом:






На северо-западе видна дорога, по которой нам предстоит продолжить путь:





За 3 км спуска сбрасываем 240 метров высоты, внизу пересохшая река Ак-Адыр:





Сегодня прямо-таки день контрастов: на перевалах холодно и ветер, а внизу жарко:





После 3-километрового подъёма мы на перевале Ак-Адыр (2472 м):





С него видна снежная вершина Монгун-Тайги (3970 м):





Анатолий укатил далеко вперед и пропал из виду, а мы немного посидели на перевале, и тоже покатили вниз:





Спуск с перевала Ак-Адыр запомнился огромным количеством ревеня по обочинам, мы его набрали для компота:





Сбросили 320 метров по высоте, внизу большая развилка: основная дорога вправо уходит в сторону Монголии и на автодорожный перевал Коге-Дава, а мы едем прямо, к райцентру Мугур-Аксы:





Переживаем за Анатолия: вдруг он свернул вправо, ведь карт у него нет, и тогда он не попадет в Мугур-Аксы, а связи пока нет. Снова небольшой подъём:





И вот мы на перевале Халун-Дава, его высота по GPS 2280 метров, а на карте неправильно указано 2472 м. Здесь появилась сотовая связь, и мы выяснили, что Анатолий двигается верным курсом





Дорога делает ещё одну волну вниз-вверх:




Здесь, на последнем за сегодня подъёме, у Марины порвалась цепь, возможно, из-за переключения под нагрузкой, но у нас у каждого был запасной замочек цепи, так что мы быстро исправили эту мелочь.
Отсюда уже все дороги ведут в райцентр Мугур-Аксы. Начинается длинный спуск в долину р. Мугур:





Проезжаем мимо древних захоронений, аналогичные есть и в Хакасии :





Гора Ак-Баштыг всё ближе:





На р. Мугур нас уже давненько поджидал Анатолий:





А вот и знаменитые суслики на въезде в Мугур-Аксы, за прошедшие годы (а скорее, только что, к столетнему юбилею) «забронзовели», и попытка их оседлать привела к частичной покраске велошорт ))





По жуткой «стиралке» подъезжаем к райцентру, который расположен у впадении р. Мугур в р. Каргы:





Первым делом в Мугур-Аксы нам надо получить пропуск для Марины – он у неё не на руках, а отправлен из Кызыла в местную погранчасть.






Однако, выясняется, что сама погранчасть находится не в посёлке, а в 25 км отсюда, по автодороге-стиралке, перед перевалом Коге-Дава. Это нам не попути. Связались по телефону с командиром заставы, он подтвердил, что пропуск у него, проблема, как его забрать. Стали узнавать у местных водил, кто может сгонять за пропуском, но они заламывали несуразные цены:





Тогда у нас родился хитроумный план: пусть завтра Марина и Роман поедут вниз по р. Каргы до погранчасти за пропуском, а затем, по автодороге через перевал Коге-Дава на р. Барлык. А мы, остальные четверо, пойдём, как и планировалось через перевал Нарин-Даба по конной тропе, а встретимся в столовой у впадения реки Арзайты. Завтра была суббота, и мы ещё раз связались с командиром погранчасти, уточнили, что пропуск можно будет забрать и завтра.





Теперь можно было не спешить, и совершить экскурсию по Мугур-Аксы





Посетили несколько магазинов, которых здесь не менее двух десятков:














Заглянули на местные развалы:





Казалось бы, что мы нарушаем все правила безопасности посещения населенных пунктов Тывы – приехали в райцентр вечером, да ещё в пятницу и шаримся по всему поселку. Но никаких эксцессов с местным населением не происходило. Единственный случай «агрессии» , который был нами замечен – это агрессивная, навязчивая реклама партии пирожков, которые нам предлагал купить повыпивший мужичок; от покупки мы вежливо отказались, даже не спросив цены, которая, уверен, в точности равнялась стоимости бутылки популярного напитка





Для ночевки решили отъехать от поселка на 2-3 км вниз по р. Каргы, в направлении нашего маршрута. Речку Мугур перешли по пешеходному мосту:





Местный парк или пастбище:





На улицах «заречной» части посёлка:









По полевой дороге покидаем Мугур-Аксы:




На карте здесь обозначен аэропорт, место, действительно, подходящее:




Едем по широкой долине р. Каргы:





Нашли неприметный спуск к реке, дров много, вода рядом – отличное место для ночёвки. Поначалу налетело много комаров, но позднее их почти не стало – то ли похолодало, то ли они наелись





За день проехали 65 км, ночёвка на высоте 1800 м.
Трек на gpsies
Все фотки на яндексе
и на picasaweb

все читаю и пугают цифры 5 перевалов по 2000+ в день..
назревает вопрос, с каких отметок поднимались?

Да, в этот день между перевалами мы не спускались ниже 2200 м, так что перепады высот были не больше 400 м, а суммарный набор высоты 1100 м. Всё это можно посмотреть на треке, там есть профиль.

НОС-ТАЛЬ-ГИ-Я! Еще недавно было лето, а уже вот-вот наступит зима. Вчера ночевал в лесу: минус 7. Хорошо, что зимний пуховый спальник взял. А вот днем ноги на веле уже ощутимо мерзнут.

Продолжаю публикации юбилейного для Тувы выпуска исторического журнала Родина, № 7, 2014 г.

ТАННУ-ТУВА УРЯНХАЙ И РОССИЯ -1914 ГОД. Владимир ДАЦЫШЕН, д.и.н., г.Красноярск.


1914 год стал переломным в истории Тувы. Ровно сто лет назад Тува, или, как её тогда официально назвали в России, Урянхайский край, была занята под протекторат Российской империи. Тогда же был основан Белоцарск — временная столица Тувы, город Кызыл.

Вхождению Тувы в состав России предшествовал длительный период русско-тувинского сосуществования и взаимодействия. Русские казаки пришли на территорию современной Республики Тува в начале XVII века, ещё до основания первых острогов на Енисее. Однако последовавшие затем столетия беспрерывных войн в Центральной Азии и пограничное размежевание между двумя крупнейшими империями — Российской и Цинской — ставило Туву за пределами нашей страны. Длительный мир и стабильность на около китайских границах способствовали тому, что южнее Саян сформировалось новая этнополитическая общность — Танну-Тува Урянхай. Название отражало географическую, геополитическую и этническую специфику региона — страна, где в районе гор Танну-Ола (по-тувински —Танды-Уул), на передовых рубежах монгольской цивилизации (по-монгольски «уря» — «вперёд») живут потомки древнего народа тува (по-тувински — тыва). В составе Цинской (Китайской) империи Танну-Тува Урянхай был автономным политическим образованием, управлявшим¬ся наследственным тувинским правителем. Тува была закрыта для доступа всем иным подданным Китайской империи, посещали её лишь цинские чиновники.

Русское общественное мнение, поддерживаемое учёными и политиками, никогда не считало законным включение Тувы в состав Цинского Китая. В России, особенно в Южной Сибири, всегда были уверены, что с точки зрения «исторического права» Тува должна быть частью Сибири. Однако власти в Петербурге, заинтересованные в сохранении единства и стабильности в Китае и проводившие традиционно сдержанную по отношению к нему политику, отказывались принимать какие-либо аргументы в пользу российских прав на Туву. Даже после гибели Цинской империи, в начале 1912 года, русский министр иностранных дел Сергей Дмитриевич Сазонов продолжал настаивать на отсутствии у России юридических прав на Урянхайский край. Более того, он придерживался той жёсткой позиции, что «увеличение русских владений в Азии не может составлять цели нашей политики: это повело бы к нежелательной сдвижке центра тяжести... ослаблению нашего положения в Европе и на Ближнем Востоке. Поэтому всякое территориальное приобретение наше в Азии может быть оправдано только в том случае, если оно действительно ценно и нам необходимо. Нельзя присоединять пограничные земли только потому, что это можно сделать без большого для себя риска». Тем не менее, земледельческое освоение русскими Засаянского края в сочетании с падением Цинской империи предопреде¬лили вхождение Тувы в состав России.

К началу 1914 года внутриполитическое и международно-правовое положение Танну-Тувы Урянхая было крайне противоречивым и нестабильным. В 1912 г. Цинская империя прекратила своё существование, а Внешняя Монголия, в состав которой административно входила Тува, ещё раньше провозгласила независимость. Тувинцы изгнали со своей территории китайцев, и русская колонизация получила новые им¬пульсы. В это же время тувинская элита (нойоны, цзайсаны и ламы) встала перед проблемой поиска и оформления политического покровительства. Уже в феврале 1912 года на имя усинского пограничного начальника было направлено сообщение от тувинцев Оюннарского хошуна и монашества Самагалдая, в котором говорилось: «Мы... с общего согласия постановили... Амбаня Гомбодочжи избрали главой правления... объявить Урянхай отдельным и просить покровительства и защиты Вели¬кого Российского Государства». В сентябре 1913 года прошение о принятие Западной Тувы под покровительство России подал на имя заведующего пограничными делами в Усинском округе А. П. Церерина духовный лидер Тувы камбы-лама Чаданского хурэ Лопсан-Чамзы. Через месяц подобные прошения направили глава Даа хошуна Буян-Бадыргы (Буян-ботарху) и цзайсаны Бээзи хошуна. В документах говорилось: «Входившие ранее в состав Великой России, а затем незаконно отторгнутые от неё, мы, урянхи, коленопреклонно просим ныне Великого Цаган-Хана Николая Александровича, потомка нашего царя Михаила Фёдоровича Романова, снова принять нас, как триста лет тому назад, в состав Великой России».

Несмотря на то, что от тувинской элиты поступали ходатайства о покровительстве, тувинское общество не было единодушным, а политика нойонов не отличалась стабильностью. Например, 29 декабря1913 года Буян-Бадыргы писал Церерину: «В настоящее время мы, Дарги, заведуем каждый четырьмя сумонами, народ которых, как духовные, так и светские, собравшись, совместно решили присоединиться к Цзасакту Хана аймаку и стать рабами-подданными Богдо Хана...». Хемчикский гун-нойон утверждал, что тувинцы были и остаются частью единого монгольского народа. А вот амбын-нойон Комбу-Доржу (Гомборчжи) в письме на имя Церерина утверждал: «Наши пять хошунов совсем не были подведомственными Монголии, а подчинялись Маньчжурскому правительству и имеют границу и караулы, отделяющие нас от Монголии. Кроме того, урянхи не монгольского рода, и говорят они на особом урянхайском языке».

Освободившаяся с помощью России от китайской власти Монголия продолжала считать Туву своей территорией. Внешнеполитическое ведомство этого государственного образования требовало от русского генерального консула в Монголии А. Я. Миллера привлечь Церерина к ответственности за изгнание монгольских чиновников из Тувы. Но Миллер и сам неоднократно требовал от монгольского правительства в Урге прекращения посылки в Урянхайский край «монгольских эмиссаров». Тем не менее, игнорируя требования русских представителей, в 1914 году Урга назначила правителем Урянхайского края Чжалханца-хутухту.
В начале марта 1914 года Буян-Бадыр¬гы получил «Предписание командующего войсками западной границы Сановника Хадан-Батура и охраняющего западную границу Сайта Цзорикту-Бейле», в котором говорилось, что для защиты Западной Мон¬голии от возможного вторжения китайских войск тувинские власти должны отправить своих солдат в монгольскую армию — «с хошуна Гуна Буян-ботарху 100 цериков и сурянхов ведомства Амбаня Гомбодорчжи 50 цериков». А в начале апреля Чжалхан-ца-хутухта оповестил правителей Тувы, что вопрос об их подданстве будет решаться на региональной русско-китайско-монгольской конференции в Кяхте. Он командировал монгольского чиновника Дамба-суруна в Урянхайский край к правителям Даа, Салчакского и Тоджинского хошунов с предписанием «немедленно отправиться в Ургу, привезти с собою все имеющиеся маньчжурские штемпеля и печати, архив¬ные переписки и книги для представления в комиссию». В ответ русский консул в ноте от 15 апреля в адрес монгольского внешнеполитического ведомства писал: «Я уже раньше имел честь сообщать почтенному министерству о том, чтобы монгольские власти не касались Урянхайского края. Ныне, по полученным мною известиям, монгольские военачальники требуют трёх западных урянхайских хошунов 250 солдат. Во избежание каких-либо недоразумений прошу почтенное министерств немедленно же сделать распоряжение о том, чтобы ни с упомянутых, ни с каких-либо других урянхайских хошунов монгольские власти ни солдат, ни каких-либо податей не требовали и вообще совершенно не касались Урянхайского края».
Иркутский генерал-губернатор Леонк Михайлович Князев, получив известие из Урянхайского края, 21 апреля телеграфировал министру Сазонову: «Экстренный вызов ныне урянхайских цзайсанов архивными переписками и книгами для представления в комиссию и [предложение] собраться для тройных переговоров в Кяхте заставляют меня заключить, что монголы, игнорируя наше заявление, имеют в виду возбудить вопрос об Урянхайском крае во время предстоящих переговоров с Китаем, чтобы выставить свои притязания хотя бы на некоторые урянхайские хошуны».

К началу 1914 года в южной части Приенисейского края сложились также запутанные отношения между разными представителями русской власти. В 1913 здесь существовало управление Усинского пограничного округа во главе с местным пограничным начальником капитаном А. X. Чакировым. В том же году учредили должность Усинского пограничного комиссара — «для сношений с туземными властями Урянхайского края, для исполнения судебно-административных обязанностей по отношению к проживающим в крае русским подданным и для разбора возникающих между последними и урянхайцами дел». В распоряжение комиссара выделились секретарь, два переводчика и конвой из десяти казаков с урядником из состава Красноярской казачьей сотни. Обязанности комиссара исполнял заведующий пограничными делами в Туве Церерин. Управление усинского пограничного начальника было упразднено, но капитан Чакиров остался жить в Усинске. Летом 1913 года в Саяны прибыл ещё и представитель Главного управления землеустройства и переселения В. К. Габаев, присвоивший себе самые широкие полномочия.

Заведующий устройством русского населения в Урянхайском крае В. К. Габаев и нойон Буян-Бадыргы. Фото С. Р. Минцлова. 1914 г.

Некоторые представители русской власти полагали, что пресечь «уход» Тувы в Монголию можно лишь посредством колонизации её русскими крестьянами, и Габаев проявлял здесь особую активность. В феврале 1914 года он направил енисейскому губернатору Ивану Ивановичу Крафту доклад с проектами заселения и административного устройства Урянхайского края. Губернатор, признав целесообразными меры культурного значения, предложил Габаеву обратиться с этими проектами к Церерину. Крафт был уроженцем сосед¬него с Тувой района и лучше представлял ситуацию в Урянхае, чем молодой выходец с Кавказа Габаев...
Вообще, сибирская интеллигенция и предприниматели, хорошо знакомые с проблемами Тувы, всегда были сторонниками осторожной и последовательной политики втягивания тувинцев в единое культурное и экономическое пространство России — а не аннексии их территории и заселения её русскими. «Многолетний опыт русских старожилов, — напоминали местные газеты, — показал, что «тучные» урянхайские земли имеют очень тонкий слой плодородной земли и потому при обработке быстро истощаются. И вот, несмотря на всё это, переселенческое управле¬ние предполагает поместить в Урянхае до 150-ти тысяч русских хлебопашцев, совершенно незнакомых с почвенными и климатическими условиями будущих своих угодий... Не чудодейцы, а простые смертные очень хорошо понимают, что поддержка и развитие сойотского скотоводческого хозяйства имеет большое значение для русского государства». Не поддерживал активность Габаева и иркутский генерал-губернатор Князев; ему ближе была осторожная позиция надолго задержавшегося в Иркутске Церерина.
Однако указания генерал-губернатора были Габаевым проигнорированы. Его бесцеремонность в захвате тувинских земель дошла до того, что для русских переселен¬цев были отмежёваны земли даже амбын-нойона. Разведка штаба Иркутского военного округа в апреле 1914 года сообщала: «По сведениям от местных крестьян, ездивших в Урянхай, сойоты недовольны наплывом русских переселенцев: опасаются за свои пастбища».

И Петербург, и большинство региональных администраторов в начале 1914-го склонялись к тому, что наиболее оптимальным было бы ограничиться установлением общего политического контроля над Тувой, не вмешиваясь во внутреннюю жизнь тувинцев. Препровождая в Петербург прошения тувинских нойонов, Князев отметил, что считает «необходимым дать на названные прошения урянхов определённый ответ если не в смысле формального принятия урянхов в подданство Рос¬сии, то, по крайней мере, в виде официального заявления урянхайским правителям о принятии их под покровительство России на тех или других основаниях». По мнению генерал-губернатора, отсутствие ответа Петербурга подтолкнёт тувинскую элиту к интеграции с Монголией. Министр иностранных дел Сазонов 25 февраля 1914 года обратился с письмами к председателю Совета министров И. Л. Горемыкину, военному министру В. А. Сухомлинову, министру внутренних дел Н. А. Маклакову и заместителю главноуправляющего землеустройством и земледелием П. Н. Игнатьеву, предложив действовать в Урянхайском вопросе с осторожностью и постепенно-стью. Сазонов полагал, что «радикальное решение вопроса, несомненно, повело бы к некоторой ломке внутреннего строя урянхов», и считал вполне приемлемым предложение Князева о принятии тувинцев не в русское подданство, а лишь под русское покровительство.
В ответных письмах от 1 и 2 марта Су¬хомлинов и Маклаков сообщили Сазонову о согласии с его мнением. Лишь Игнатьев написал о необходимости принять всё население Урянхайского края в полное подданство Российской империи с «включением в состав государственной территории всех земель и вод этого края». Последовательно проводя свою линию, Сазонов сообщил Горемыкину о своём намерении «войти к Его Императорскому Величеству с всеподданейшим докладом о принятии пяти урянхайских хошунов под русское покровительство».
Николай 2-й на докладной записке Сазонова с предложением удовлетворить ходатайства тувинских нойонов и принять их под покровительство России написал: «Согласен. Ливадия, 4 апреля 1914 г.»

Сообщая в секретной телеграмме Князеву об императорском решении установить над Тувой протекторат, Сазонов предписал не предавать его гласности. Правда, местные русские администраторы, возможно, ещё не зная о принятом в Петербурге решении, уже сообщили тувинцам о грядущих изменениях. Примером тому служит «Сообщение чиновников Цзайсанов Лупсана, Ендона и Шарыпа, заведующих урянхами 17 сумонов, живущих по р. Кемчуку и других местах на и. об. Заведующего Пограничными Делами Округа Секретаря Мальцева, от 23-го апреля 1914 г.» В документе читаем: «Монголы... в вымогательстве далеко превзошли маньчжуров и тяжестью налагаемых повинностей довели нас до безвыходного положения... В это самое время прибыл к нам заведующий пограничными делами Усинского округа и объявил, что мы будем находиться под милостивым покровительством великого российского государя императора... мы уже подали прошение о своём желании перейти под покровительство великого российского государя императора...»
Князев же о принятии Тувы под протекторат России даже русскому представителю в Урянхае Церерину сообщил лишь в июне 1914 года. Вскоре после этого состоялось и официальное приведение тувинских нойонов под русское покровительство. 4 июля 1914 года в посёлке Булук Церерин объявил амбын-нойону Комбу-Доржу о принятии тувинцев Оюннарского хошуна, а также подчинённых амбын-ной¬ону Салчакского и Тоджинского хошунов «под покровительство Великого Русского Государя». Дав письменное ручательство в том, что отныне он не будет иметь никаких самостоятельных сношений с Монголией и прочими иностранными государствами, амбын-нойон просил не вмешиваться во внутреннюю жизнь хошунов.
Правителям хошунов Даа и Бээзи Церерин объявил о принятии их под русское покровительство 16-17 июля. Хемчикский гун-нойон Буян-Бадыргы и чиновники Бээзи хошуна тоже вручили русскому представителю письменные ручательства, в которых обязались быть верными и преданными российскому престолу. В свою очередь, тувинские чиновники Хемчикского хошуна в июле 1914 года направили на имя Церерина внушительный перечень своих условий-пожеланий: «1. Запретить русским кредитование лиц несостоятельных... 3. Объявить всем русским подданным, чтобы они при возведении построек обращались за разрешением к туземным чиновникам... 4. Оставить без изменения обычаи, исповедываемую религию, самоуправление, уклад жизни и родовые кочевья... 6. Командировать русского чиновника для восстановления и утверждения по южной границе следующих пограничных знаков... 7. Ввиду тревожного положения в крае желательно было бы для пользы дела Ваше, Сайт Церерин, пребывание в Урянхае, в местности Чжакуль. 8. Не отказать в содействии через подлежащие учреждения в задержании и арестовании лиц, находящихся в бегах и уклоняющихся от следствия...»

После объявления протектората в Урянхайском крае сохранились все прежние тувинские государственные институты, в том числе и хошунные управления. Стоявшие во главе хошунов нойоны по-прежнему избирались населением, но подлежали утверждению комиссаром по делам Урянхайского края. Некоторое исключение представляла должность главы Бээзи-хошуна, официально называвшаяся бугдэ-дарга (в обыденных случаях — нойон). Кроме нойона, русский комиссар утверждал назначаемых нойоном нескольких цсахирокчи, по очереди выполнявших обязанности главы чизана (канцелярии). Сумоном (сумо) управлял чанга (цзангин), которого формально выбирало население и утверждал нойон. Глава низшей административной единицы — арбана — избирался населением и утверждался главой сумона. После установления русского протектората, для более эффективного управления населением, арбаны были разбиты на десятки — новые низшие административные единицы, объединявшие около 10 юрт каждая.

Радикальных преобразований в системе русского представительства в Туве тоже не произошло. Законом от 18 июня 1914 года была учреждена должность комиссара по делам Урянхайского края, которую временно исполнял заведующий пограничными делами в Усинском округе Церерин. В самом конце года на должность комиссара был назначен бывший заведующий землеустройством и переселением в Енисейской губернии В. Ю. Григорьев. Это назначение должно было сгладить противоречия между МИД и переселенческим управлением. Заведующим же русскими поселениями в Урянхайском крае вместо Габаева был назначен В. М. Шкунов.

Объявление протектората России над Урянхаем сначала создало угрозу раскола тувинской этнополитической общности: не все тувинские правители согласились признать русское покровительство. В Булук, где проходила церемония принятия Урянхайского края под покровительство России, отказались приехать нойоны Салчакского и Тоджинского хошунов. Но распад Тувы противоречил интересам России, и Церерин обратился к амбын-нойону Комбу-Доржу с предписанием восстановить власть над мятежными хошунами. В случае неповиновения правителей этих хошунов предлагалось заменить другими. Однако амбын-нойону не удалось сразу осуществить это. Непростой была обстановка и в руководстве самого Оюннар-ского хошуна: Комбу-Доржу во многом поддерживал промонгольские действия своего сына Содунам-Балчыра. Лишь в сентябре 1915 года глава Салчакского, а вскоре после него и глава Тоджинского хошуна подали прошения о принятии под покровительство России.

Субурган в окрестностях Белоцарска
l

Несмотря на оформление протектората России над Тувой (завершившееся письменным признанием новой системы политических отношений в регионе со стороны тувинских нойонов), Петербург не спешил добиваться официального признания протектората на международном уровне. Отчасти это было обусловлено традициями азиатской политики России. Имела место и осторожность: начинался кризис, приведший к мировой войне. Все дипломатические усилия России на международной арене по вопросу об Урянхайском крае и формально, и фактически сводились к утверждению реальной независимости Тувы от других стран. А между тем летом 1914 года началась Первая мировая война.

Монгольское правительство, несмотря на твёрдую позиции России, продолжало борьбу за тувинские земли. 23 августа амбын-нойон Комбу-Доржу написал русским властям, что получил из Монголии очередное предложение о переходе под власть Богдо-гэгэна, и попросил «спешно дать ему указаний». В это же время монгольские чиновники усилили антирусскую агитацию среди местного населения края, распространяя превратные сведения о событиях на театре войны и утверждая, что русские будут изгнаны из Тувы «надвигающимися китайскими войсками». Монгольские чиновники требовали от нойонов отчётов о хозяйственной деятельности в Урянхае не только тувинских аратов, но и русских крестьян. Офици¬альный представитель России 3 октября предложил монгольскому МИД «сделать Чжалханца-Хутухте серьёзное внушение за его недружественный по отношению к Российскому Государству образ действий и воспретить дальнейшее вторжение в дела не подчинённого ему края» и пред¬упредил, что «распоряжения названного Хутухты исполняться не будут, а посланцы его будут или наказываться по русским законам или изгоняться силой».

В это время в Кяхте шли трёхсторонние русско-монгольско-китайские переговоры, на которые первоначально возлагали большие надежды монгольские власти. Однако, заранее предупреждённые российскими представителями, они вынуждены были снять вопрос о Туве. Вопрос о северной границе Внешней Монголии на конференции попытались поднять китайские представители, но Россия отказалась обсуждать урянхайский вопрос. В целом, несмотря на начало войны, сильные позиции России на мировой арене и её внутренняя стабильность обеспечивали прочность протектората над Тувой.

Возникшая в Туве новая общественно-политическая ситуация вызвала необходимость создания и нового регионального центра. На эту роль мог претендовать населённый пункт, который в географическом, культурно-историческом и политическом плане был бы равно-удалён от прежних центров власти. Этим требованиям более всего отвечал район слияния Бий-Хема и Ка-Хема (Большого и Малого Енисея), одинаково удалённый от трёх центров Тувы — Самагалтая, Чадана и Турана. Именно там, на основании решения Государственной думы, В. К. Габаев и заложил новую столицу Тувы. В донесении разведки штаба Иркутского военного округа от 19 апреля 1914 года сообщалось: «При слиянии pp. Большого и Малого Енисея предполагается строить г. Белоцарск. Вместе с заведующим переселением в Урянхай прибыло немало других чиновников: инженеры, врачи, топографы, землемеры и другие. Ожидается большой наплыв переселенцев...». Со своей стороны, Габаев писал гун-нойону Буян-Бадырги: «Высшее российское правительство, идя навстречу улучшению быта туземного населения Урянхайского края, уполномочило меня создать в местности Виланах при слиянии двух Енисеев административный центр, при котором открыть русско-урянхайскую школу, больницу, ветеринарный пункт и сельскохозяйственный склад; в складе продавать по удешевлённым ценам урянхайскому насе¬лению все необходимые предметы»22.
На урочище Вилланы (по-тувински — Хем-Бельдыр), не было старых тувинских административных или экономических центров, на стрелке имелось лишь кульовое место. Там же традиционно собирались тувинские съезды (чеш) со всеми сопутствующими им мероприятиями — торговлей, скачками, борцовскими турнирами и богослужениями. Кроме того, в период русского освоения расположенное рядом местечко Булук стало одним из центров торговли. Ещё в 1910 году усинский пограничный начальник писал енисейскому губернатору: «Будущность Булука велика, ибо, благодаря своему удобному положению, это будущий центральный торговый город будущей Саянской области или губернии».

Здесь необходимо отметить, что в 1914 году и тувинские нойоны, и русские купцы выступали за то, чтобы новым центром Тувы стал Джакуль (Чаа-Холь). Относительно же места, выбранного для столицы чиновником переселенческого управления, тувинские краеведы пишут, что «земля, на которой закладывался город, была спорной территорией Салчакского и Оюннар-ского хошунов и отдельного Маады-Чооду сумона... эту землю считал своей и русский дворянин Черневич, обосновавшийся ещё в 1903 году в местечке Кара-Дыт... Габаев, игнорируя «права» Черневича, пытался договориться о строительстве города в Хем-Бельдире с тувинскими нойонами, но те решительно отказались заключать какие-либо соглашения... Однако это не остановило самоуверенного чиновника: он захватил землю без их согласия и начал строительство».

Первые строители будущей новой столицы — инженер К. В. Гогунцев, топографы Н. Г. Крюков и М. Я. Крючков — прибыли в Туву ещё в феврале 1914 года. В апреле дошла до Виллан и первая партия русских рабочих во главе с десятником Якушевым, а в мае были заложены первые дома. Строительство Белоцарска поначалу шло непросто, не сразу удалось организовать доставку стройматериалов. В августе было закончено строительство первого дома, и Габаев известил русское население о переносе к 15 августа своей канцелярии в Белоцарск. Однако до конца 1914 года ту¬да окончательно так и не переселилось ни одно русское учреждение.
Местная русская общественность подвергла деятельность Габаева критике; им вторили газеты: «Не совсем удачным вышло начало великого дела — постройки административного центра будущего переселенческого района г. Белоцарска... Выбор места под город сделан был г. Габаевым самостоятельно, вопреки указаниям заведывающего пограничными делами и заявлениям местных жителей... С ранней весны началась постройка переселенческого пункта, зданий под пограничное управление и церкви, но до сих пор не только рабочие, служащие и топографы, но и сам Габаев со своей канцелярией не устроили ещё себе пригодного для зимы помещения...»

На территории, отошедшей под протекторат России, проживали тувинцы и русские. Численность тувинского населения русским властям точно известно не была. Например, в докладе районного агронома Урянхайского края А. А. Турчанинова говорилось и о 60 тысячах «урянхов», и о 40 тысячах «сойотов» в Урянхайском крае. По официальным данным, полученным от тувинских властей, под протекторат России вошли 5 хошунов и 4 отдельных сумона. Бээзи-хошун состоял из 17 сумонов и насчитывал 19 000 человек, Даа-хошун состоял из 10 сумонов с 16 656 человек населения. В остальных хошунах было по 4 сумона; население Оюннарского хошуна составляли 8300 человек, Сальджакского— 6500 и Тоджинского — 4000 человек. Расположенные на севере Тувы Мады и Чоды сумоны населяли 1200 человек, а сумоны Шалык и Сартуля, южнее Танну-Ола, — 700. По мнению красноярского исследователя А. П. Ермолаева, тувинские власти занижали численность своего населения на 10-15 процентов, и даже за вычетом сумонов, не признававших русской власти, под протекторатом России оказалось не менее 60 тысяч тувинцев.
Численность постоянного русского населения в Урянхайском крае, по данным иркутского генерал-губернатора, к началу 1914 года составляла более 5 тысяч чело¬век. Кроме того, значительное число русских рабочих и служащих проживали на приисках, торговых факториях и в хозяйствах местных крестьян. Среди постоянного русского населения мужская половина незначительно превышала женскую. Большинство русского населения составляли старообрядцы (в основном из уймонских инородцев) и крестьяне-переселенцы. Заметим, что в «русское население» включалось значительное число минусинских инородцев (хакасов), работавших приказчиками на торговых факториях казанских татар, а также сибирских бухарцев.
На территории Урянхайского края имелось 26 русских посёлков, от 4 до 103 дворов в каждом. Самыми большими поселениями были Уюк, Туран и Знаменка. Кроме посёлков, русские жили на хуторах, заимках и факториях, коих насчитывались сотни.
Переселенческим управлением, обследовавшим в 1914 году около 90 % русских хозяйств Урянхайского края, этих хозяйств было выявлено 1027 (с 5565 душами обоего пола): в Мало-Енисейском районе — 267, в Турано-Уюкском — 236, в Подхребтинском — 153, в Кемчикском — 94, в Тоджинском — 53 и в поселениях по Енисею — 189 хозяйств. По неполным данным, в 1913 году в русских посёлках Урянхайского края было засеяно 2186 десятин земли и имелось 10 897 голов крупного рогатого скота. В 1914-м переселенческим управлением в русских хозяйствах Тувы было зафиксировано также около тысячи маралов.

Русская колонизация Тувы и объявление протектората вызвали к жизни идеи создания в южной части Приенисейского края, в Саянах, отдельной губернии. В августе 1914 года в газете «Отклики Сибири» была помещена статья «0 местных реформах», где говорилось: «В городе циркулируют слухи о том, что начальник губернии И. И. Крафт в беседе... заявил, что в недалёком будущем г. Минусинск будет преобразован в губернский город...» В беседе с корреспондентом газеты 28 августа губернатор подтвердил, что в будущем Приенисейский край будет разделён на две губернии, отметив: «С проведением же Ачинско-Минусинской жел. дор. развитие Минусинского края пойдёт более интенсивным темпом. Уже теперь, как вы знаете, в Урянхайском крае строится русский город Белоцарск».

Русские власти и общество прилагали усилия к тому, чтобы процесс вхождения Тувы в единое политическое и экономическое пространство империи не осложнялся ростом противоречий и конфликтных ситуаций. Представители местного предпринимательства и общественники были против массовой русской колонизации и вмешательства в социально-экономические отношения в тувинском обществе. Представитель большой старожильческой купеческой семьи Михаил Георгиевич Сафьянов, публиковавший свои работы под псевдонимом Кайский, писал по поводу деятельности Габаева: «Мечта о скорейшем заселении Урянхайского края русскими хлебопашцами не давала покоя энергичному администратору, и он, игнорируя необходимые в таких случаях работы по исследованию природных и экономических условий будущих мест заселения, стал вести агитацию среди минусинских и усинских крестьян о свободном переселении на «тучные» земли вновь открытого колонизационного пространства... сойотские нойоны не сочли себя уполномоченными заключать сделки о земле своих сородичей по примеру «туркестанских беков», с которыми г. Габаев, по его же собственным словам, устраивал в своё время такого рода земельные операции; во вторых, сойоты оказались настолько невоспитанными, что потребовали от русского чиновника, пригласившего их на совещание, письменных документов, удостоверяющих его право на официальные переговоры с ними. Документов этих не оказалось, и прибывшие на совещание разъехались, ничего не сделав».
Да, были в России и сторонники активного заселения русскими Тувы, но они обычно жили далеко от этого региона. Первый секретарь русской дипломатической миссии в Пекине писал в 1914 году: «Урянхайский край забыт Китаем, и наши переселенческие чиновники работают там превосходно, без того, чтобы цвет его на карте был выкрашен в ту же краску, что и Россия».

Русское освоение Тувы сопровождалось многочисленными научными экспедициями. Так, в январе 1914-го красноярская газета «Отклики Сибири» писала, что «почти все работы по изучению Енисейской губ. сосредоточивались в южной её части и в Урянхайском крае... большая часть производившихся изысканий тесно связана с вопросами практики, решением, например, задач колонизации...»
В сентябре та же газета сообщала: «На днях в Минусинск... из Урянхайского края прибыли четыре члена экспедиции южнорусской областной переселенческой организации, студенты: Мановский, Ней-мач, Руденко и Устимович. Экспедиция, по словам проезжавших, с 14 июня была всё время в пути... отношение урянхов было самое благожелательное... 17 августа в Белоцарске приехавшие встретили норвежскую научную экспедицию из 5 человек, начальник переселенческой экспедиции г. Згердский-Струмилло с одним из участников остались в Урянхае с целью проехать тропой до Большого Енисея...»

Чиновник переселенческого управления А. П. Ермолаев занимался исследованием аграрных отношений в тувинском обществе. Он выяснил, что одна из главных причин русско-тувинских недоразумений по земельным вопросам лежала в разных взглядах двух народов на характер земельных сделок. По представлению тувинцев, «земля, как и вода и воздух, принадлежит всему народу урянхайскому, её продавать не только нельзя, но и невозможно». Поэтому, уступая русским крестьянам землю, местные власти и население полагали, что и в дальнейшем сохраняют на неё право. Русские считали, что за деньги они покупали землю, а тувинцы были уверены, что взяли лишь подарки за услуги или за право временного ею пользования.

В разных районах Тувы складывались различные и не всегда простые способы русско-тувинского хозяйственного взаимодействия. Так, в докладе учителя Верх-не-Усинской школы, названном «Точжа» и датированном 1915 годом, говорилось: «Сойоты находятся в материальной зависимости от колонистов. Нет сойота, который не был бы в долгу у русского населения. Та работа, которую они исполняют у русских во время сенокосного периода, не может покрыть их забора, да и на работу идёт сойот очень неохотно... Вообще сойоты смотрят на свой кредит очень легко и считают русских обязанными снабжать их всем необходимым. Но что меня поразило на Точже — это отсутствие воровства...»

Приняв русский протекторат, амбын-нойон и гун-нойон старались сохранить все свои полномочия и привилегии. Тувинские власти боролись за сохранение полученных гарантий невмешательства. Нойоны жаловались, что чиновник переселенческого управления не выполняет предписаний о прекращении землеустроительных работ на время войны. Интересы тувинцев здесь совпадали с интересами русских старожилов. Противниками ускоренной интеграции Тувы в Российское государство выступили известные представители местной русской элиты. Сын самого богатого купца Тувы, будущий представитель большевиков и «отец Тувинской республики» И. Г. Сафьянов писал январе 1915 года в местной газете: «В Урянхайском крае создаются какие-то ocoбые отношения, сущность и смысл которых недоступны для обыкновенного понимания... в минусинскую тюрьму поступают всё больше и больше арестованнных русскими властями сойот, русский суд все чаще и чаще начинает разбирать сойотские дела... Мы утверждаем, что ни один из судебных уставов не даёт права русскому суду судить преступников, не русских подданных и учинивших преступление за границей. Никакое согласие каких бы то ни было иностранных чиновников не может дать этого права русскому суду... Урянхайский край... представляет из себяi автономное государство, принятое нынче, как нам достоверно известно, под протекторат России, которая обязалась, могласно этому, не трогать его самоуправления, не собирать никаких налогов, а давать только свои просвещённые советы и защищать в случае надобности от нападений китайцев и монгол, конечно, получая за это приличное вознаграждение в виде торговой монополии, различных концессий и даже земельных приобретений. Но как мало походит на просвещённые советы всё, что творится в Урянхае!»

Другой представитель семьи Caфьяновых также критиковал произвол русских начальников, а точнее, устаревшие методы колониальной политики: «В распоряжении г. Габаева до последнего времени находился «заведывающий полицейской частью в Урянхае» г.А. Деятельность этого администратора особенно выразилась в борьбе с «поганой сойотской ордой», имеющей наглость в ответ на насильственный захват русскими новосёлами их исконных стойбищ мстить бойкотом русских и усиленными кражами лошадей... После нескольких неудачных попыток изловить сойотских воров на месте преступления заведывающий лицейской частью в Урянхае объявил сойотский народ ворами, что практически выразилось в системе заложничества... если непосредственные воры не представлены, то вместо них арестуются их родственники, поручители, пастухи, одноулусники... И хотя эта система не находит опоры в нашем законодательстве, однако мировой судья 8-го участка г.Барашков своими действиями подддержал её».
Таким образом, сибирская интеллигенция с первых дней принятия Tyвы под протекторат России включилась в борьбу за за защиту интересов тувинского и местного русского населения.

Белоцарск. Закладка церкви

Объявление протектората способствовало не только росту противоречий, но становлению русско-тувинского взаимодействия. Это взаимодействие не ограничивалось только территорией Тувы, так, минусинская газета сообщала: «Нам пишут из Таштыпа, что, несмотря на суровую зиму нынешнего года, наблюдается усиленное движение сойотских караванов. Путь их лежит через дер. Арбаты... Жители отпускают им хлеб по 80 к. за пуд. Выменивают у них овчины, мерлушки, кочмы, сёдла, узды, вожжи, путы и проч. Есть и пушнина... путь сойот проходит через горные хребты, затем они спускаются в долину р. Анны, впадающей с правой стороны в р. Абакан... этот тяжёлый путь в 350 в[ёрст] сойоты совершают верхом на маленьких лошадках.. .»

Освобождение Тувы от власти Монголии и переход под покровительство России вряд ли стоит квалифицировать как колониальный захват. Тувинцы боролись за сохранение своих прежних социально-экономических устоев и формального политического статуса. С помощью Российской империи они это и получили. С гибелью Цинской империи Тува теряла автономию, а для строительства собственного действительно независимого государства не имелось ни политических, ни экономических предпосылок. В данной ситуации традиционная система социально-экономических отношений могла сохраниться лишь в рамках соседней империи. Традиционный имперский принцип при сильном государстве позволял тувинскому обществу занять своё особое место и сохранить определённую автономию даже при аннексии Урянхайского края. Однако сложная международная обстановка и традиционно осторожная политика Петербурга в вопросе приобретения новых земель привели к протекторату, то есть к наиболее мягкой форме вхождения в империю при сохранении и определённом развитии национальной тувинской государственности.

Объявление Россией протектората над Тувой не привело к ликвидации притязаний на Туву со стороны Монголии и Китая. Китайская республика считала себя правопреемником Цинской империи в границах этой последней. Наиболее же активно боролась за власть над Тувой Внешняя Монголия — которая, однако, в силу ряда причин, не могла пойти на открытый конфликт с Россией.

Россия обеспечила сохранение традиционной системы государственных институтов в Туве, лишь усилив политическую организацию новыми органами власти, появление которых диктовалось объективными условиями. Начавшаяся Первая мировая война способствовала сдержанности русской политики в регионе. Немаловажное значение для дальнейшего гармоничного развития Тувы играла активная борьба части местной русской элиты против ускоренной русской колонизации и разрушения традиционного тувинского общества.

В 1914 году завершился лишь первый этап интеграции Тувы в состав Российского государства. Последовавшие события Первой мировой и Гражданской войн вновь оживили промонгольские и прокитайские настроения некоторых нойонов и цзайсанов, создали почву для кровавых конфликтов под классовыми и национальными лозунгами. Туве понадобилось ещё несколько десятилетий самостоятельного развития под покровительством Москвы, прежде, чем в 1944 году регион вошёл в состав СССР на началах автономии.

Продолжение отчета о походе.
26 июля 2014.

Перед выходом на маршрут, когда вещи уже собраны, необходимо тщательным образом проверить содержимое карманов рюкзаков – необъяснимым образом в них может оказаться баранья кость, увесистый плоский камень или ржавый гаечный ключ 27*30 для трактора. Судя по невозмутимому виду Васильича, он-то знает тайну появления этих артефактов в наших рюкзаках





Не зря именно в Мугур-Аксы установлен памятник тарбаганам (сусликам) – утром на нашей полянке видел одновременно их штук 15, но сфотать не успел, разбежались





Выезжаем на дорогу, двигаемся вниз по р. Каргы мимо какого-то огороженного посёлка, который я по спутниковым снимкам принял за погранчасть из-за забора по периметру:





Справа прижим:





..и дорога переходит на левый берег реки Каргы:






Здесь, за мостом, наши пути временно расходятся: Марина и Роман отсюда едут вниз по реке до погранчасти за пропуском и далее, на автодорожный перевал Коге-Дава,





..а мы, вчетвером отсюда начинаем подъём по р. Куве-Даба на перевал Нарин-Даба:





Пару минут на медитацию и обращению к духам за хорошей погодой:




Впереди горы совсем не страшные:





., а позади уже показалась вершина Монгун-Таги:





Пересекаем речушку Куве-Даба:





Дорога пока нормальная, ехать можно:





Цветочки веселенькие:





..травка зелененькая:





Склоны лавиноопасны – хорошо, что не весна:





Колея от УАЗика уходит к зимовью, а мы сворачиваем вправо по тропе в зону леса:





..а горы всё выше и круче:





С трудом толкаем груженые велы:





Тропа идет между старых лиственниц:





Рюкзаки приходится взвалить на плечи, чтобы велы легче катились:





Конная тропа была очень узкая, приходилось выбирать: или велосипед катить по тропе, или самому идти по ней





Позади, по мере подъёма, Монгун-Тайга становилась видна всё лучше:









На высоте примерно 2400 м лес закончился:




Крутизна подъёма немного уменьшилась:





Промежуточный перекур




..и снова вверх:







Внизу хорошо просматривается районный центр Мугур-Аксы:




Перед последним рывком:




Отсюда просматривается долина р. Каргы до самых истоков:




Перед перевалом тропа выполаживается:




На перевале традиционное обо из камней, мы же туда положили тот самый гаечный ключ от трактора – не зря Толик тащил, теперь пусть полежит, отдохнет




Вполне возможно, это первое в истории фото велосипедистов на перевале Нарин-Даба:




..теперь и с Монгун-Тайгой в кадре:





На спуске тропа потерялась, но по каменистой тундре ехать можно:






Однако, стали попадаться заболоченные участки:




На противоположной стороне ручья мы разглядели что-то вроде тропы и устремились туда:




Точно – тропа, а ручей пересох:





Приятно полежать на этой первозданной траве, где даже нет вездесущих одуванчиков и подорожника – спутников человека:




Вот для таких троп и создан горный велосипед:







Чем ниже спускаемся, тем разнообразнее растительность:







После бокового притока в ручье появилась вода:







Какое-то редкое зонтичное растение:



Каменистость русла тоже возрастает, теперь приходится идти пешком:









А впереди уже видна долина речки Пюштых-Белдир, в которую впадает наш ручей:




На карте по этой речке идет тропа, но что-то пока не видать:





Опять идем пешком по камням..




..но вскоре появляется вполне проезжаемая тропа:











А вот вода в реке опять исчезла




Казалось бы парадокс, чем ниже, тем больше должно быть воды, но в Тыве так часто бывает – река уходит под камни или в песок:




Неожиданно въезжаем в настоящий лиственничный лес:







В лесу видим юрты, собачки лают:




На карте это обозначено «лет.» , т.е. летнее поселение, живут здесь тувинцы большими семьями:






Юрты сейчас сделаны уже из толстой капроновой ткани, а не из войлока, как раньше:





Но зато технология изготовления курута (сушеный соленый творог) почти не изменилась:











Увидев наш интерес к этому продукту, хозяин подарил нам целый пакет твёрдых кусочков курута. Но надо сказать, что он имеет весьма непривычный для нас вкус, и много его за раз не съешь.

Местные собаки добросовестно нас облаивали – отрабатывали свой хлеб:





Ниже стойбища была уже почти автомобильная дорога:




Долина Пюштых-Белдир расширяется, но воды в русле так и нет:




Вскоре выезжаем на главную дорогу:




.., которая идет в глубокой долине реки Барлык:



Основная интрига сейчас – это проезжали здесь Роман с Мариной или ещё нет? Внимательно высматриваем велосипедные следы на жесткой гравийке, но не обнаруживаем их:






В Барлыке тоже поначалу воды нет, но ниже, после очередного притока, она появляется:





Кстати, теперь мы находимся в бассейне Енисея, и эти воды, в конце концов, попадают в студеный океан, а не теряются в песках Монголии:





Видна складчатая структура окрестных гор:





Боковой приток и мостик через него:








Несмотря на катастрофическое майское наводнение в соседнем Алтае, сейчас воды очень мало:








Обходя прижимы, дорога переходит с берега на берег:













А вот классическая точка съемки реки Барлык – есть во всех отчетах :




По боковым притокам, совсем рядом, ещё и лёд не растал:





В одном месте дорога неожиданно высоко поднимается над Барлыком, хотя мы едем вниз по течению:





Спуск с этого возвышения был весьма опасен резкими поворотами на каменной крошке, и как результат – Анатолий, видимо считающий, что тормоза придумали трусы, потерял сцепление с дорогой на повороте, и на большой скорости приложился к гравийному полотну. Хорошо хоть, что на нём были шлем и флиска с длинным рукавом, но всё равно ободрался не слабо.




После оказания медпомощи пострадавшему, продолжили путь, и примерно через 1 км подъезжаем к столовой, которая расположена у впадения р. Арзайты в Барлык. Если 6 лет назад здесь была лишь одна хибара, то сейчас появился целый кемпинг:





На информационных плакатах реклама тура по восхождению на Монгун-Тайгу:








Первым делом посещаем столовую:









Меню подходящее, цены народные:




После ужина встречаем прибывших Романа и Марину, она рассказывает о посещении погранчасти. Оказывается, её пропуска там не оказалось, и командир выписал дубликат. Так что надёжнее получать пропуска заранее, по почте.





Дорога отсюда покидает долину Барлыка и карабкается на перевал Арзайты, а между тем вниз по Барлыку всего 70 км до цивилизации – Тээли, Ак-Довурак, поэтому мне всегда было интересно, есть ли там по Барлыку дорога или тропа. Вот даже мост на левый берег Барлыка раньше был:





Для ночлега здесь имеется гостевая юрта, чем мы и воспользовались, по 200 р. с человека:





В юрте свободно расположились вместе с велосипедами:





Из дополнительных удобств в юрте – холодильник (нам нафиг не нужен) и дровяная печка, а вот она пригодилась, т.к. ночью был дубак покрепче даже, чем в палатке; всё-таки в натуральных, войлочных юртах, наверно теплее. Электричество здесь от генератора, который работает до 1 ночи, и мы использовали эту возможность для подзарядки мобильных устройств.





Ночёвка на высоте 1750 м, пробег за этот день небольшой – всего 34 км, но впечатлений много.
Все фотки этого дня на Яндексе
Трек на gpsies.com