|
Размещаю статью, публиковавшуюся моим товарищем-журналистом Костей Карпухиным лет 5 назад.
Красноярск-1920
Аккурат под Рождество 1920 года, в Красноярск вошли части Красной Армии. В окрестностях нашего города фактически закончила свой путь Белая армия. Поражение колчаковцев обернулось тем, что ровно через месяц, 7 февраля, в Иркутске был расстрелян бывший Верховный правитель России адмирал Александр Колчак. В 2005-м установление Советской власти в Красноярске кратким митингом на Красной площади отметили лишь три десятка пожилых людей.
Почти не осталось ветеранов Гражданской войны. Единицы белогвардейцев, переваливших столетний юбилей, доживают свои дни в домах престарелых Америки и Франции. Участникам Гражданской войны на стороне красных повезло меньше - жизнь у победителей сложилась ничуть не слаще, чем у побежденных. И все-таки у красных осталась своя Советская Россия, а белые уносили свою Старую Россию - кто куда...
Свидетельства того трудного для Сибири времени-конца 1919 - начала 1920 гг. - нет-нет, да и попадают в руки историка. Интересной находкой оказалась книга “И звери, и люди, и боги”, написанная на английском языке и вышедшая в Лондоне в 1922 году. Фердинанд Оссендовский (1878-1945), горный инженер и геолог польского происхождения, занимал в период гражданской смуты в России пост министра финансов в правительстве Колчака. Когда в январе 1920-го в Красноярск вошли части Красной Армии, Оссендовскому пришлось бежать в тайгу. Остаток зимы он провел недалеко от Усть-Маны, в “заброшенной, наполовину выгоревшей хижине”. А из Советской России выбирался потом не совсем обычным путем - по Енисею через Туву, Монголию и Китай в Тибет. Но, как говорится, было бы желание - выбраться и стремление не попасть на виселицу - и все получится. Спасся человек бегством и оставил нам свои мемуары.
“Случилось так, что в начале 1920 года я находился в сибирском городе Красноярске, раскинувшемся на величественных берегах Енисея. Здесь в глубоких сибирских снегах меня и настиг промчавшийся надо всей Россией’бешеный вихрь революции, который принес с собой в этот мирный богатый край ненависть, кровь и череду безнаказанных злодеяний”.
Теплые дни принесли Фердинанду не только ледоход Енисея, но и, вместе с ним, кучу сюрпризов, которые только убедили его в правильности выбора - бежать.
“С замиранием сердца следил я за величественным исходом льда, но в то же время не мог скрыть ужаса и отвращения при виде жутких трофеев, доставшихся в этом году Енисею. По реке плыли трупы расстрелянных контрреволюционеров - офицеров, солдат, казаков из армии адмирала Колчака, Верховного правителя антибольшевистской России. ЧК, видимо, хорошо поработала в Минусинске. В поисках последнего пристанища проплывали мимо сотни обезглавленных тел, у некоторых были отрублены и руки, у других - проломлены черепа, обезображены лица, сожжена кожа. Трупы втягивало в ледяное крошево, зажимало между глыбами, перемалывало и разрывало на части, а затем река, как бы не в силах скрыть своего Омерзения; изрыгала останки на острова и песчаные отмели. В дальнейшем я прошел большое расстояние вдоль берегов среднего Енисея и всюду встречал ужасающие свидетельства большевистских злодеяний. Как-то у поворота реки наткнулся я на гору гниющих лошадиных трупов, их было не меньше трехсот, выброшенных потоком на берег вместе со льдом. А верстою ниже меня прямо вырвало от еще одного омерзительного зрелища. По берегу реки тянулся ивняк, его мокнувшие в мутной воде ветви, словно длинные пальцы, цепко держали мертвецов, запутавшихся здесь в самых немыслимых позах”.
Не доказано, что трупы, виденные Оссендовским, - это трупы белых, скажете вы. И будете правы. Это просто война, а война - всегда ужасно, гражданская же - ужасней вдвойне. Мне, как сибиряку, чей прапрадед, освобожденный по реформе 1861 года, мальчонкой пришел пешком в Сибирь из-под Тамбова, интересно наблюдение автора о социальных слоях, которые поддерживали Советскую власть в этих краях, и о тех, кто всячески противодействовал установлению нового порядка на берегах Енисея.
“Один из казаков подвез нас на своей подводе к ближайшей деревне, где мы достали лошадей. В целом население было настроено против большевиков, а нам, напротив, охотно помогало. В благодарность я лечил крестьян, а мой товарищ давал им ценные советы по ведению хозяйства. Особенно охотно оказывали нам услуги старожилы и казаки.
Иногда на нашем пути попадались деревни, целиком находящиеся под влиянием большевиков, но мы быстро научились распознавать их. Когда при въезде в село на звон почтовых колокольчиков, хмурясь, поднимались с порогов угрюмые люди со словами “вот опять кого-то черти принесли”, мы знали, что население деревни враждебно к коммунистам и здесь мы будем в полной безопасности. Если же крестьяне бросались навстречу, радостно приветствовали нас, называя “товарищами”, это было горестным знаком, что мы в стане врагов и должны держаться настороже. В таких деревнях жили не свободолюбивые сибиряки, а пришлый народ с Украины. Эти люди, лентяи и пьяницы, ютились в убогих грязных хижинах, хотя вокруг простирались богатые черноземные земли. Тревожные минуты мы пережили в селе Каратуз, которое, скорее, можно назвать городом. В 1912 году, когда его население достигало пятнадцати тысяч, здесь открыли две гимназии. Каратуз - столица южноенисейского казачества. Впрочем, теперь селение не узнать. Пришлые крестьяне и красногвардейцы перерезали всех казаков, разграбили и сожгли их дома, превратив село в большевистский центр всей Минусинской округи”.
Очевидцев тех событий уже и в живых-то почти никого нет. И все же что-то о тех временах в памяти народной и семейной осталось. Из подростковых воспоминаний всплывает в памяти мой вопрос прабабушке: ‘Как жилось при царе и что наша семья делала в гражданскую?” Бабуля же отвечала, что жилось богато и хорошо. А гражданская на Алтае ей запомнилась тем, что однажды она больше суток просидела на дереве с двумя маленькими детьми на руках, спасаясь от “роговцев”.
Уже через много лет после этого разговора я узнал, кто такие “роговцы”, из очерка нашего земляка Владимира Зазубрина - автора первого советского романа “Два мира”. “Из четырех тысяч жителей Кузнецка две тысячи легли на его улицах. Погибли они не в бою. Их, безоружных, просто выводили из домов, тут же, у ворот, раздевали и зарубали шашками. Особо ‘именитых* и “лиц духовного звания” убивали в соборе. Редкая женщина или девушка в Кузнецке избегала гнусного насилия. Рубились люди, так сказать, по “классовому” признаку. Именно: руки мягкие - руби, на пальце кольцо или следы от него - руби.
При царе - подрядчик по постройке церквей, в германскую - подпрапорщик и георгиевский кавалер, Рогов в революцию стал “красным”, стал “революционером”. Этот “красный революционер” грабил, сжигал церкви, огнем и мечом стирал с лица земли целые села, опустошал города. Казнимых Рогов - всегда мучил: отрубал у живых руки, ноги, отрезал половые органы, жег живьем”. Любопытная деталь: материалом для костров почти всегда служили дела местных архивов (в огне погиб ценнейший Кузнецкий архив).
_________________
Стрела, попавшая в цель, летит вечно.
|