|
ВОСТОЧНАЯ СИБИРЬ И 1812 ГОД
Участвовали в Отечественной войне и жители Восточной Сибири - селенгинцы. Об истории образования и первых десятилетиях Селенгинского пехотного полка, кратко представленные в старинной «Памятной книжке (…)», выпущенной к его 100-летию:
«1796 г.
41-й пехотный Селенгинский полк сформирован в царствование Императора Павла 1-го 29-го ноября 1796 года из 3-го и 4-го Сибирских полевых баталионов, в Восточной Сибири, в городе Селенгинске, и назывался первоначально «Селенгинским мушкетерским полком». Полк состоял из двух баталионов и двух гренадерских рот. Первым шефом полка был генерал-майор Аршиневский, а полковым командиром – полковник Лебле.
В 1811году полк назван «пехотным», в этом же году полк выступил из Сибири в Европейскую Россию.
Селенгинский пехотный полк входил в 1812 году в состав 23-й пехотной дивизии и участвовал в Отечественной войне в следующих делах:
13 июля в сражении под Островной, 6 августа – под Смоленском, где понёс значительныя потери убитыми и ранеными, в числе последних был шеф полка, полковник Мещеряков, 7 августа – у дер. Заболотье, 25 и 26 августа - в бою у села Бородина, 6 октября – в ночной экспедиции при атаке неприятельскаго лагеря у с. Тарутина, 12 октября - под г. Малым-Ярославцем, 22 октября – в сражении при Вязьме, 5-го и 6-го ноября – в бою под Красным. За доблестное участие в компании 1812 года Государь Император Александр 1 Всемилостивейше пожаловал Селенгинскому пехотно му полку первое отличие «Гренадерский бой» (Памятная книжка Селенгинского полка (к 100-летию полка). - С.3-7. - Без выходных данных (около 1896 г.).
О сибирский полках французы заговорили с уважением и страхом после Смоленского сражения 4 и 5 августа 1812 г. Командовал сибиряками генерал Антон Антонович Скалон, «французской нации, из шляхетства, уроженец российский, принявший присягу на подданство, лютеранского закона». Француз по крови, сибиряк по рождению, сражавшийся против французов и погибший в неравном бою за Россию, получивший посмертные почести от французского императора...
Антон Антонович Скалон родился 6 сентября 1767 г. в Бийске. Его отец, Антон Даниилович, участвовал в нескольких военных кампаниях, был награжден высшей офицерской наградой — орденом Св. Георгия Победо-носца IV-го класса. За год до рождения сына Скалон-старший был назначен командиром сибирской драгунской бригады, расквартированной в Бийской крепости. Еще через пару лет он возглавил все войска Сибири и получил чин генерал-поручика.
Военное будущее подраставшего генеральского сына было предопределено. В восьмилетнем возрасте мальчика приняли на военную службу в лейб-гвардии Преображенский полк. Разумеется, маленький Антон не ходил в атаки и не совершал военных походов. Но с большим желанием учился военному делу и носил сшитый по росту мундир прославленного полка.
В 1783 г. 16-летний юноша получил офицерский чин поручика в Сибирском драгунском полку. Через три года он капитан, спустя еще семь — майор. Служба пошла по накатанной колее, не суля, впрочем, ничего выше чина командира полка в каком-нибудь захолустном сибирском гарнизоне...
Скорее всего, так и остался бы Скалон-младший при офицерских должностях, без малейшего шанса на генеральские эполеты, если бы не оче-редная чистка в армии, проведенная по указанию императора. В 1798 г. проинструктированные лично Павлом I офицеры-инспекторы провели тщательную проверку войск Сибирского корпуса. Ознакомившись с результатами, император был взбешен злоупотреблениями местных командиров, их жестоким обращением с нижними чинами.
На этом фоне Иркутский драгунский полк подполковника Скалона выглядел просто эталоном службы. «За «ревностное служение и содержание полка в отменном состоянии» Антон Антонович Скалон получает чин полковника и назначается командиром драгунской бригады. В 1800 г. он уже генерал-майор, шеф Иркутского драгунского полка, а затем и генерал-инспектор кавалерии Сибирского корпуса. Павел специально приглашал сибирского генерала в Санкт-Петербург для вручения наград и представлял его своему окружению не иначе как «мой верный Скалон».
Однако быть любимцем императора в России непросто, даже если до столицы тысячи верст. После дворцового переворота 1801 г. все фавориты Павла I оказались в опале. «Ревностному служаке», 34-летнему генералу Скалону, пришлось уйти в отставку.
Тем временем обстановка в Европе накалялась. Большая война становилась неизбежной. Незадолго до нее между Наполеоном и русским императором состоялась личная встреча. Тогда, по словам Армана де Коленкура, бывшего послом Франции в России, Александр I произнес фразу, ставшую пророческой: «Я могу отступать хоть до Камчатки, но ваша армия, любезный брат мой, вряд ли пройдет дальше Москвы» (Брагин М. Полководец Кутузов. М., 1942. С. 21).
Спешно были возвращены на службу опальные генералы. Антон Антонович Скалон был «принят Высочайшим повелением в службу тем же чином с оставлением шефства над Иркутским драгунским полком». Через полгода его полк становится одним из лучших в драгунской кавалерии России. В 1807 г. генерал возглавил все войска, расквартированные в Сибири. Именно ему поручается уникальная операция по переброске регулярных полков к запад-ным границам империи.
В начале XIX в. в России железных дорог не было и в помине. То есть войска должны были двигаться своим ходом: кавалерия — верхом, пехота — пешком. В июне 1808 г. начался беспримерный марш сибиряков, завершившийся в феврале 1809-го. Удивительно: на пути в 5000 верст полки Скалона не потеряли ни одного человека! Военный министр докладывал царю: «Сей марш исполнен был в отличном порядке, с особым сбережением нижних чинов и всех полковых имуществ, а генерал Скалон восхищения и награды достоин» (Давыдов А. Иркутские гренадёры против Наполеона // Копейка. 19 декабря 2007 г.).
12 июня 1812 г. армия Наполеона перешла Неман и двинулась вглубь России — практически беспрепятственно и поначалу не встречая серьезного сопротивления. Просчеты командования, допущенные накануне войны, привели к тому, что обе русские армии оказались отрезаны друг от друга и были вынуждены отступать на восток, приостанавливая французов короткими, жестокими арьергардными боями. Король неаполитанский Мюрат признавал: «Даже в отступлении преследуемые нами русские постоянно атаковали нас с отвагой львов» (Там же).
В бою у местечка Михалишки нанеся французам тяжелые удары, отступающие армии окончательно вырвались из наполеоновских клещей. Здесь, под Смоленском, измотанные в боях войска получили короткую передышку и возможность подготовиться к обороне города.
Еще во времена Бориса Годунова Смоленск был окружен мощной шестикилометровой крепостной стеной с 38 башнями. Зодчий Федор Конь, строивший стену, удачно вписал ее в рельеф местности, так что естественные овраги превратились в неприступные крепостные рвы. К 1812 г. крепость сохранилась почти в первозданном виде и, несмотря на свой без малого 300-летний возраст, представляла серьезное препятствие для наступавших. Обойти Смоленск было невозможно: других дорог на Москву просто не было.
Впрочем, для русских войск крепость оказалась безнадежно устаревшим укреплением. Стена была очень неудобной для использования артиллерии и организации контратак — ведь она строилась во времена, когда огнестрельное оружие только-только начало применяться. Так что 15-тысячный отряд генерала Раевского, оставленный для прикрытия отхода основных сил нашей армии, оказался в сложном положении: с севера — глубокий Днепр с единственным мостом через него, с юга, запада и востока — окружавшая город французская армия.
Накануне штурма Смоленска Скалон отправил свое последнее письмо жене. Он писал: «Я тебе не говорю ничего о военных действиях, но только скажу, что Бог русских никогда не оставлял. Хотя враг и зашел далеко, но он падет от оружия нашего!» (Там же).
На рассвете 4 августа 80 тысяч солдат маршалов Нея и Даву при поддержке 20 тысяч кавалеристов Мюрата начали наступление. На стороне французов был более чем шестикратный перевес в живой силе и артиллерии. Но взять город с ходу им не удалось. Начались непрерывные атаки крепости со всех направлений: французы пытались нащупать слабые места в обороне.
Таковых не находилось, но зато резко обозначилось превосходство французов в вооружении стрелков. Это сильно удручало русских военачальников. Но тут свое слово сказали сибиряки Скалона. Выходя в сокрушительные штыковые контратаки, они опрокидывали наступавших, а на обратном пути успевали собрать оставшееся на поле боя оружие. Это не осталось не замеченным соседями и те охотно переняли необычную тактику. Так, генерал Паскевич вспоминал: «У меня были дурныя ружья; я велел подобрать ружья французския и переменил их на весь полк» (Там же).
Пока отряд Раевского сдерживал натиск французов, к городу подтянулись наши главные силы. Около полудня 4 августа со стороны Днепра подошла 2-ая армия, а к вечеру прибыл Барклай-де-Толли с 1-ой армией и занял высоты правого берега. Видя это, французы отказались от новых штурмов и стали дожидаться утра. Бои 4 августа прошли без серьезных потерь, но стоили Наполеону очень дорого. Не удержись тогда Смоленск, ничто не помешало бы французам переправиться через Днепр и отрезать отход русской армии.
На рассвете 5 августа начался решающий штурм. «К 3 ч. утра французы начали обстреливать нашу батарею на правом берегу Днепра, — вспоминал один из офицеров отряда Раевского. — Одновременно к стенам начали стягиваться штурмовые части. Полки, сформированные из сибиряков, с криками «Ура!» выбегали за черту предместья навстречу приближавшимся неприятельским стрелкам и выбивали их оттуда. Заметив где-либо скопление неприятеля, наши пускали в него со стены ядра или гранаты» (Там же).
Сбитый с толку отчаянным сопротивлением, Наполеон ожидал скорого перехода русских в контрнаступление и потому держал свои войска на позиции. Но около полудня французская разведка доложила о начавшемся отступлении армии Барклая-де-Толли по Московской дороге. Тогда Наполеон решил любой ценой овладеть городом как местом для переправы и разослал приказания об общей атаке корпусами Нея, Даву и Понятовского...
«В 3 часа дня против нашего правого фланга, из бивуака, где стоял Наполеон, взвилась сигнальная ракета, и густые тучи французов появились на горизонте, — вспоминал очевидец. — Вскоре взлетела другая ракета, третья — и вслед затем ядра и гранаты из 250 орудий и тысячи пуль посыпались на город» (Там же). Казалось, ничто не сможет остановить наступление лучшей армии Европы.
Хладнокровно смыкая ряды на месте павших, французские стрелки быстро продвигались вперед. Особенно тяжело пришлось нашим частям, оборонявшим Смоленск с юга, — там местность была ровной и лишенной естественных препятствий. Наступил критический момент.
Русские драгуны не выдержали кавалерийской атаки дивизии Брюйера и в полном беспорядке бежали в город. Артиллерийские позиции и прикрывавшая их пехота остались без прикрытия.
Видя это, командовавший резервом генерал Скалон решился на отчаянный шаг. Сразу за последним залпом русских батарей последовала молниеносная контратака сибирских драгунских эскадронов во фланг наступавшим. Это было против всех правил, против здравого смысла. Французские артиллеристы замерли с зажженными фитилями у своих орудий, но не смели сделать ни единого выстрела, чтобы не угодить в своих. Стрельба и пушечная канонада смолкли. С поля боя доносились другие звуки — звон клинков и душераздирающие крики.
В течение четверти часа сибиряки рубили и кололи врага с отвагой и жестокостью обреченных. Опешив от безумной ярости кавалеристов Скалона, неприятель дрогнул, смял ряды и на какое-то время утратил наступательный порыв. Выигранных кровавой ценой минут оказалось достаточно для спасения батарей и пехотного прикрытия.
Едва противники разошлись, французы пустили в ход артиллерию и под прикрытием частых залпов начали перегруппировку. Скалон, видя задачу выполненной, «скомандовал эскадронам по три налево, и полк ретировался в крепость, находясь совершенно под огнем неприятельским». По традиции боевого российского офицерства, командир оставался в рядах последнего эскадрона, прикрывая отход. «Внезапно рядом разорвалось несколько гранат, и все скрылось в густом пороховом дыму, в котором адъютант и вестовые потеряли командира из виду... Плац битвы в те же минуты достался неприятелю» (Там же). Предпринятый Скалоном маневр сорвал попытку французов ворваться в город и отрезать оборонявшие Смоленск дивизии от основных сил армии. Это окончательно вывело Наполеона из себя: до победы оставался один шаг! Он приказал подвергнуть город беспощадной пушечной бомбардировке. Применил, как бы сказали сегодня, тактику выжженной земли.
Николай Глинка, бывший 5 августа в Смоленске, вспоминал: «Тучи пуль, гранат и чиненых ядер полетели на дома, башни, магазины, церкви. И все, что может гореть, запылало... Опламененныя окрестности, густой разноцветный дым, треск лопающихся бомб, гром пушек, кипящая ружейная пальба, стук барабанов, вопль старцев, стоны жен и детей, целый народ, упадающий на колени, с воздетыми к небу руками... Толпы жителей бежали из огня, полки русские шли в огонь; одни спасали жизнь, другие несли ее на жертву. Унылый звон колоколов, сливаясь с треском распадающихся зданий и громом сражения, сопровождал печальное шествие сие. Блеск пожаров освещал оное. Черно-багровое облако дыма засело над городом» (Там же).
...Адъютант Наполеона Сегюр удрученно заметил, что, когда французская армия вошла в Смоленск, «свидетелей ее славы тут не было. Это было зрелище без зрителей, победа почти бесплодная, слава кровавая, и дым, окружающий нас, был как будто единственным результатом нашей победы» (Там же).
Подлинные сведения об обстоятельствах гибели Скалона и месте его погребения близкие получили только к концу 1813 г. Оказалось, что тело сраженного картечью русского генерала было обнаружено французами 6 августа, на следующий день после кровопролитного боя у Молоховских ворот крепостной стены.
По личному указанию императора Наполеона 8 августа русский герой был предан земле у подножия Королевского бастиона Смоленской крепости «с отданием всех почестей, приличествующих его воинскому подвигу, с ружейными и артиллерийскими залпами» (Там же).
Французский император сам присутствовал при погребении и, соблюдая русский обычай, бросил в могилу горсть земли. Спустя сто лет, 5 августа 1912 г., внуки героя, генерал-адьютант Георгий Антонович и генерал от кавалерии Дмитрий Антонович Скалоны, установили памятник на могиле своего прославленного деда. На одной из граней обелиска выбито: «Иркутский гренадерский полк»...
_________________
Стрела, попавшая в цель, летит вечно.
|