Внесу свою лепту о путешествии по горной стране.

Священная Серебрянная гора Монгун-Тайга.


Ключ от перевала Нарин-Даба, который завез Grunt.


Как бы "полет" с... велорюкзаком.


Каменные складки тувинских гор.


Тоже почти каменный сыр-курут.


Ущелье р.Барлык.








Узнали про местную пещеру и конечно в нее полезли.




В пещере оказались две дощечки от самогонного аппарата и кусок ячьего хвоста, из которого я сделал на свою каску плюмаж и катаюсь с ним до сих пор, вызывая восхищение женщин и уважение водителей.

В начале подъема Владимир Васильевич нашел здоровенный гаечный ключ весом с килограмм и с воодушевлением начал прикручивать его к моему багажу, поясняя по ходу действия, что раз я вело-мастер, то это должно быть видно и будет мне счастье и уважуха. Ну, типа амулет такой: он ведь привязал на руль колокольчик для распугивания злых духов, а значит и мне для счастья и внутренней гармонии сей аксессуар будет просто не заменим. Не скрою, что за такую заботу о ближнем было желание объяснить в нецензурных выражениях, о недопустимости использования христианами языческих предметов культа, однако, вспомнив случай первого дня с "пронесет", я резко пересмотрел свои взгляды и охотно согласился, что для защиты от злых духов, которые ломают велосипеды, такой весомый оберег воистину необходим.
Горка была крутой, но с приятной тропой и замечательными пейзажами; даже не ожидал, что буду останавливаться "подышать"
Вниз, красноярские как-то умудрялись ехать, лавируя между булыжниками. Я же воткнулся передним колесом в первую попавшуюся яму, и за пару секунд, с оторванным от земли задним колесом, пришло просветление, что дальше лучше пешком...
Спасибо, Владимир за красивые фото и интересные исторические посты.

Ну тогда продолжу сканирование публикаций из журнала "Родина". А то уж подумал, что они нечитаемы.

Сергей АНТОНЕНКО. НА СЛИЯНИИ ДВУХ ПОТОКОВ. Тувинские заметки

Как это ни покажется парадоксальным — я бы советовал обязательно посетить Туву тем, кто хочет в полной мере прочувствовать своеобразие всей большой России. Один из самых своеобразных краёв нашей страны даёт замечательную возможность ощутить историческую неповторимость державы, объединившей не только народы и регионы, но и целые культурные миры, обширные цивилизационные горизонты.

С одной стороны, Тува — особая вселенная, буквально «замкнутый античный космос», живущий в своём ритме. У тувинских авторов я с недоумением встречал определение «маленькая республика». 168 604 квадратных километра — это ведь больше по площади, чем Краснодарский или Ставропольский, Приморский или Пермский края, Башкортостан или Калмыкия, Ленинградская или Вологодская области!

Лишь оказавшись в Туве, я понял, что имелось в виду. Речь шла об «уютности» (ещё одна интересная формулировка, принадлежащая, кстати, русскому жителю края!) здешней жизни. Уютности не в бытовом, а в пространственно-географическом смысле. Человек здесь ощущает себя одновременно на краю земли и в самом сердце великого континента; его бытие открыто зовущим к родным кочевьям ветрам и надёжно ограждено чашей гор — великими хребтами Саян и Танну-Ола. Вокруг него вращаются жернова истории, а он находится словно в самом центре мироздания, в недвижно-спокойном «оке циклона», не затрагиваемом глобальными кризисами. Не случайно географический центр Азии — в общем-то, условная координата — стал главным брендом Тувы! И выдержанный характер тувинцев, без сомнения, сформирован именно этой доминантой срединности и стабильности, вписанности в ритм космоса.

У жителей республики есть расхожее выражение: «за Саянами». Это значит — везде, по всей планете, но не в родной Туве. «За Саянами» может означать Минусинск, Красноярск, Москву, Берлин, Нью-Йорк. Различия этих мест не игнорируются, но важнее, что они находятся вне тувинского, «внутрисаянского» круга бытия. Кстати, подобное восприятие очень быстро перенимают переселенцы в Туву — я «поймал» оборот «за Саянами» в речи иеромонаха Ефрема, начинавшего своё знакомство с краем с молодёжных православных миссий, а ныне совмещающего служение настоятеля храма в посёлке Балгазын с работой руководителя епархиального миссионерского отдела.

Но, в то же время, — орбита истории Тувы вписана в большую историческую эклиптику России-Евразии. Можно заключить, что и первое, и второе вхождение края в состав России было обусловлено осознанием тувинской элитой неотменимой вовлечённости судеб их народа в судьбу большой державы. Изучая исторические документы, связанные с принятием Урянхайским краем покровительства Российского государства, обращаешь внимание на три очень важных мотивировочных, легитимационных момента (они, кстати, свидетельствуют о немалой степени политической и культурной зрелости урянхайских вельмож).

Первое: просьба «оказать покровительство» в большинстве случаев высказывалась различными представителями духовной и светской власти от лица народа, по итогам собраний и консультаций. Сточки зрения понятий того времени о легитимности, она была результатом не феодального сговора, а всесословного и общенародного волеизъявления.

Второе: желание принять протекторат империи, как явствует из текстов посланий и обращений, было обусловлено не только военно-политической мощью, но и духовно-нравственным авторитетом России и её государя как законного, традиционного владыки. В глазах буддистов Тувы в 1914 году Николай II вполне мог выступать как носитель более высокой легитимности, чем маньчжуро-китайские правители или даже монгольский Богдо-гэген. Сакральный статус его власти определялся уже тем, что начиная с Екатерины II все русские самодержцы почитались ламами России как воплощения богини Белой Тары (Цаган Дара-Эхе).
По всему буддийскому миру прозвучали слова, произнесённые Николаем II 23 февраля 1909 года на аудиенции, данной представителю тибетского Далай-ламы Агвану Доржиеву: «Буддисты в России могут чувствовать себя как под крылом могучего орла». Наконец, не могли не знать в Урянхае, и о том, что с благосклонного одобрения верховной власти в Санкт-Петербурге в 1909-1913 годах был построен буддийский храм (пожертвования на него шли из Тибета, Монголии, Бурятии, Калмыкии и даже из далёкого Сиама). Первая служба в храме, состоявшаяся 21 февраля 1913 года, была приурочена к 300-летию Дома Романовых.
Так что совсем не случайно Хамбу-лама Лопсан Чамзы в своём прошении от 28 сентября 1913 года на имя заведующего пограничными делами Усинского округа А. П. Церерина просил «довести до сведения Высокого Правительства Великого Российского государства» не только просьбу о протекторате. Он «коленопреклонно умолял» и о том, чтобы «в будущее блестящее время не оставить также попечением о выполнении населением 16 нравоучительных драгоценных заповедей». Очевидно, что настоятель Верхне-Чаданского хурэ, высокообразованный теолог и стойкий сторонний максимально тесного сближения с Россией Лопсан Чамзы видел в русской власти силу, способную оказать нравственно оздоравливающее влияние на его соплеменников — хемчикских урянхов. Показательно и то, как Хамбу-лама титулует «щедромилостивого ВЕЛИКОГО ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА». Он называет его «Батор-Цаган-Хан». «Батор» — богатырь, сильный, могучий, непобедимый. «Цаган-Хан» — «Белый Царь», традиционный для Востока титул русского самодержца. Если в России символика «белого» цвета для правителя была связана с его независимостью, суверенностью, то для буддистов белый цвет—знак бодхисатв, посвятивших себя спасению всех живых существ (Белая Тара, обладающая «всеведением страдания» — одна из бодхисатв).
Тибетские ламы создают во время специальной церемонии эзотерическую пространственную модель Вселенной — мандалу. За центр в ней «отвечает» белый будда Вайрочана. Думается, что в глазах образованного ламства символизм срединности соединял Туву («центр Азии») и большую Россию («сердце Земли»). И, наконец, в китайской традиции — без сомнения, также ведомой тувинским ламам — белый цвет обозначал Запад.

Что ж, «непобедимый богатырь-царь», действительно, был для монголов, тувинцев, китайцев западным (в строго географическом смысле) владыкой.

Третье основание, легитимизирующее переход Тувы под покровительство России — историческое. Именно историческими соображениями открывается «Всеподданейшее прошение», которое гун (князь) Буян-Бадыргы 26 октября 1913 года напрямую, минуя сибирских чиновников, адресовал государю императору Николаю Александровичу. «Около трёхсот лет назад (в 1616 году), — пишет 21-летний князь, племянник учёного ламы Лопсана Чамзы — при первом русском царе из царствующего ныне Дома Романовых Михаиле Фёдоровиче, предки наши, кочевавшие по реке Кемчику, присягали на подданство РОССИИ через первого русского послан¬ца в этом крае Василия Тюменца, и с того времени покровительство ИМПЕРАТОРОВ из дома Романовых урянхайскому народу продолжалось в течение более шестидесяти лет. Но после этого покровительство России урянхам почему-то прекратилось, и наш маленький народ, предоставленный самому себе и не будучи в состоянии управляться самостоятельно, постепенно и незаконно подпал под влияние императоров Маньчжурской династии...»
В действительности сохранившийся для истории «распрос» Василия Тюменца и Ивана Петрова (оба были неграмотны) не даёт оснований считать, что имел место акт сознательного перехода урянхов в российское подданство. Казаки-дипломаты, первыми из европейцев побывавшие на Саянах, слабо представляли себе реалии жизни в державе Алтын-ханов, куда они, собственно, и были направлены.

Находясь в ставке хана, они, судя по всему, интерпретировали буддийский обряд поднятия бурхана как торжественное принесение присяги русскому царю. И всё же исторически сомнительный эпизод был положен Буян-Бадыргы в обоснование «исконного» единства Тувы и России — особенно это актуально звучало в год 300-летия династии, когда имя Михаила Фёдоровича постоянно упоминалось рядом с именем Николая Александровича!..
Достойно внимания, что в 1944 году тувинский лидер Салчак Тока рассматривал вхождение ТНР в состав СССР и РСФСР уже как «воссоединение» — значит, в его глазах акт императорской власти 1914 года был исторически закономерным и оправданным.

Продолжение.

Таким образом, «маленький» тувинский мир вошёл в состав большого русского мира — хотя с точки зрения коммуникационно-транспортной тяготел больше к Монголии: перевалы Танну-Ола более проходимы, чем саянские. Тувинский мир исстари был связан с российской «большой землёй» старинным Усинским трактом. Ныне это автодорога М54 «Енисей», по-прежнему наиболее стабильная транспортная артерия, соединяющая центральную Туву с остальной Россией. Если не дремать при пяти-шестичасовом переезде из Абакана в Кызыл, можно «ухватить» несколько ярких культурно-географических впечатлений.


За Саянами открывается иной ландшафт — вместо классической сибирской тайги всё больше покрытые разнотравьем сопки и безлесные увалы, над которыми парят орлы, курганники или другие крылатые хищники (над городскими кварталами тоже чаще можно наблюдать величавый полёт этих аристократов птичьего мира, чем суетное мельтешение голубей или галок). Всё чаще попадаются ова — подношения духам в виде сложенных из камней конусообразных горок или нескольких жердей, поставленных «шалашиком», с привязанными лентами или ходаками (кусками ткани). Поселения встречаются редко.

И вот посреди степи — ощущение такое, что буквально в чистом поле — стоит табличка с надписью «Кызыл». Но где же сама столица республики? Вроде бы никаких следов её приближения не просматривается... Лишь через пару минут, когда машина поравнялась с надписью, с косогора открывается вид на долину Енисея, по которой распластался немаленький по площади город. За свою столетнюю историю он успел несколько раз сменить имя: Белоцарск — Хем-Белдир (Хем-Белдер) — Красный (неофициально) — Кзыл-Хото — Кызыл.

Когда-то здесь, у слияния Бий-Хема и Каа-Хема (Большой и Малый Енисей; священный мыс отмечен ова), располагалась ставка нойонов. Место не только стратегически выгодное, но и здоровое: речной ветер умеряет летний зной и сносит прочь надоедливого гнуса. В апреле 1914 года чуть ниже места слияния двух потоков, на левом берегу Улуг-Хема (Верхнего Енисея), в местечке, которое русские купцы именовали «Виланы», был заложен переселенческий пункт. Инициатор этого предприятия Владимир Габаев, заведующий устройством русских поселений в Урянхайском крае, по праву может считаться основателем Белоцарска — Кызыла. Его энергия преодолевала инертность начальника Переселенческого управления Г. В. Глинки (тот считал, что ни церкви, ни имени новому переселенческому пункту давать не надо).


5 апреля 1914 года Габаев писал гуну Буян-Бадыргы: «высшее Российское Правительство уполномочило меня создать при слиянии двух Енисеев административный центр, при котором открыть русско-урянхайскую школу, больницу, ветеринарный пункт и сельскохозяйственный склад, в складе продавать по удешевлённым ценам урянхайскому населению все необходимые предметы... Кроме сего, с открытием административного центра будут учреждены управления, находящиеся в моем ведении, где мною будут приниматься разные жалобы и решаться претензии урянхов к русским».

Первостроителями города были русские рабочие из Красноярска, Минусинска, Иркутска и других городов Сибири.

Пятого августа 1914 года Габаев своим приказом перевёл свою канцелярию из Турана в Белоцарск, получивший, таким образом, официальный статус административного центра.

Каждый русский город начинал строиться с храма. В Белоцарске также первым делом была заложена церковь во имя св. Георгия Победоносца. Располагалась она на берегу Енисея, близ современных гостиниц «Коттедж» и «Одуген»; сгорела в 1918-м. Примечательно, что во имя св. Георгия освящена современная старообрядческая церковь в Кызыле.

История же действующего ныне «старого» православного храма во имя Живоначальной Троицы удивительна: его построили члены Русской самоуправляющейся трудовой колонии в Туве в конце 1920-х годов, когда на родине уже начали рушить церкви. А в конце 1940-х — начале 1950-х обветшавшее здание реконструировали, капитально перестроив — но церковь сохранили! Местная легенда говорит, что судьбу кызыльского храма положительно решил сам «вождь народов»...

Как бы то ни было, все советские годы Троицкая церковь была единственным официально действующим местом «отправления религиозного культа» в Туве: все буддийские хурэ были закрыты, шаманам приходилось проводить свои камлания тайно.

Сегодня Кызыл — центр молодой, созданной в 2011 году епархии Русской Православной Церкви. Возглавляет епархию также молодой, 38-летний архиерей — епископ Феофан. Восток — и буддийский Восток, в частности, — не чужд владыке. Будучи родом из сахалинских корейцев, он долгое время служил в православном храме в Сеуле.

Православная жизнь в Туве имеет отчётливо выраженные ориентиры: миссионерско-просветительская работа и социальная помощь.

Продолжение.

Но вернёмся из Кызыла в Белоцарск. Город быстро рос и развивался; он нёс на себе отпечаток эпохи: центральный проспект будущего города — ныне, естественно, улица Ленина — получил имя в честь сподвижника Столыпина, главноуправляющего землеустройством и земледелием гофмейстера Александра Васильевича Кривошеина.

Русская власть устами имперского комиссара В. Ю. Григорьева озвучила программу обустройства города и края. В интервью газете «Минусинский листок» Григорьев заявлял: «Мы не будем форсировать сюда переселенческого движения и приложим все меры, чтобы в Урянхай шёл крепкий, предприимчивый переселенец». Царский комиссар говорил о том, что на очередь поставлены открытие отделения какого-либо банка, учреждение почтового отделения, проведение телеграфа, введение правильного суда и судопроизводства, улучшение дорожного сообщения, постановка бесплатной медицинской помощи и регулирование торговой жизни края. Немало из намеченного удалось выполнить за три года протектората, несмотря на мировую войну!

Уже на рубеже 1915-1916 годов в Белоцарске насчитывалось 18 казённых и 54 частных здания, проживало около 500 человек населения, 43 из которых были служащими. Здесь действовали школа, больница, метеостанция, открылся базар. В 1916-м году открылись кожевенный и кирпичный заводы, лесопилка; а перед самой революцией — отличная почтово-телеграфная станция. К началу 1917 года в городе было уже 22 казённых и 92 частных дома, население увеличилось до 740 человек.
Памятником короткого времени протектората остаётся в городе дом № 1 по улице Чульдум — приземистое здание с колоннами. По свидетельству В. Ермолаева, заведующий топографическим отделом переселенческого управления Фёдоров построил в 1915 году этот дом для своего отдела. «В угловой с башне был его кабинет, стены и потолок были расписаны замысловатым орнаментом, а пол устлан дорогими коврами», — с осуждением вспоминает Ермолаев тягу «растратчика» Фёдорова к немыслимой для Белоцарска «роскоши». Любопытно, с что по некоторым данным, в другом крыле дома квартировала казачья сотня — а реально полусотня — «державшая» весь Урянхайский край!

Облик современного Кызыла, конечно, сформирован в большей к степени советской эпохой и постсоветским временем. Он эклектичен — как причудливо эклектична и вся история Тувы в XX веке. Вот центральная площадь (бывшая Базарная, ныне — Арата). Памятник Ленину вырисовывается на фоне горы с выложенной на ней тибетской мантрой «Ом мани падме хум». Музыкально-драматический театр имени В. Кок-оола (построен в 1977 году) — типовой, почти такой же есть в Абакане. Но украшающие здание накладные деревянные элементы придают ему неповторимый национальный колорит.

В сквере около театра — бюст Салчака Тока, которого в начале 1990-х именовали «тувинским Сталиным», а сегодня чаще называют "Тувинским Петром 1".

Не вдаваясь в споры об этой личности, отметим следующее важное обстоятельство: биография Тока сформирована событиями 1914 года; он — человек, с детства "облучённый» русской культурой.
В отрочестве, будучи работником зажиточного крестьянина-старообрядца, принял «русскую веру», получив после крещения в проруби имя Тит и женился на русской девушке. Второй инициацией - вернее, контр-инициацией — стал для него уход в революцию, учёба в Коммунистическом университете трудящихся Востока имени тов.Сталина... К Салчаку Тока можно отнести слова, сказанные о бароне Унгерне: «он был беспощаден, как может быть беспощаден только аскет". И ещё одна деталь: Тока, как и очень многие исторические деятели Тувы XX века (тот же Буян-Бадыргы или супруга Тока Хертек Анчимаа, первая в мировой истории женщина-президент государства), были в момент занятия ими высших постов весьма молоды — 20-30 лет.

Осматриваем кызыльский ландшафт дальше. Напротив театра впечатляющее и даже завораживающее монотонностью своего фасада здание республиканского правительства (конец 1970-х годов). А между ними, в центре площади — священный молитвенный барабан-хурдэ, установленный в 2006 году; его медный корпус изготовлен в Индии по специальному заказу монахов обители Гьюдмед. Внутри барабана —115 264 800 мантр: повернув массивный корпус, человек как бы автоматически «читает» их, увеличивая свои духовные заслуги и силу сострадания и любви в сердцах всех людей. Но буддизм в Туве — как бы крем на торте, на плотном бисквите народных верований и традиций. В последние десятилетия республика стала настоящим местом паломничества исследователей и энтузиастов шаманизма. Легендарной личностью является Монгуш Кенин-Лопсан, учёный-этнолог и фольклорист, историк и музейщик (автор нескольких интересных экспозиций в Национальном музее республики Тыва). Он осознаёт себя носителем шаманского духа, наследником дара нескольких поколений предков. Тувинские шаманы избрали его своим пожизненным президентом, а светская власть уважительно именует Кенин-Лопсана "старейшиной Тувы".


Мы встретились с шаманом и шамановедом в его «избушке» - отдельно стоящем домике во дворе Центра развития тувинской традиционной культуры и ремёсел. Несмотря на свои почти 90 лет, Монгуш Борахович каждый день с утра приходит сюда на службу - здесь его рабочий кабинет как сотрудника Центра. Мы побеседовали об испытаниях, выпавших в XX веке на долю традиционной религии тувинцев; о нынешней мировой славе тувинского шаманизма. Шаман-учёный с ностальгией вспоминал о годах учёбы в Ленинградском университете, с гордостью говорил о своей принадлежности к славной школе петербургского востоковедения. В заключение попросил его сфотографироваться для журнала. «Обычно я не иду на это, но вам я сдаюсь», — с улыбкой ответил он...

...Таковы лишь некоторые штрихи к картине тувинских впечатлений. Практически каждый шаг, каждая встреча, каждый разговор на этой земле пробуждает желание глубже понять историю края, в котором мощное национальное своеобразие уже сто лет так тесно и неразрывно слито с общероссийским началом.

Журнал "Родина" неисчерпаем. Вот еще одна статья, уже про путешественников по Тыве.

Марина МОНГУШ,доктор исторических наук.
В ПОИСКАХ «ПРИКЛЮЧЕНИЙ, ДОСТОЙНЫХ ПРИЛИЧНЫХ ПУТЕШЕСТВЕННИКОВ»

Тува, в прошлом выполнявшая роль своеобразного геополитического «буфера» между Россией и Китаем, в силу своего географического положения и особенностей ландшафта относится к так называемым «территориям экстрима» — куда во все времена устремлялись любители острых ощущений. Самыми первыми западными путешественниками, посетившими эту далекую и неведомую страну, были трое англичан во главе с Дугласом Каррутерсом и немец Отто Менхен-Хельфен. Для них поездка в Туву стала буквально открытием новой земли, в которой удивляло и поражало всё — и природа, и люди, и их быт и нравы, и изолированность региона от внешнего мира, и многое другое...


ОТ ТЕМЗЫ ДО ЕНИСЕЯ
Книга английского путешественника, географа и топографа Дугласа Каррутерса (1881-1962) «Неведомая Монголия» — первый том которой называется «Урянхайский край»1 — была и остаётся, пожалуй, одной из самых востребованных книг о Туве, изданных когда-либо на Западе. Несмотря на то, что многие факты, содержащиеся в ней, безнадёжно устарели, к ней тем не менее обращаются все, кто решил хотя бы раз посетить Туву или просто интересуется этим регионом. А автор, сам того не подозревая, стал первооткрывателем Тувы для англоязычных читателей.

Экспедиция в Центральную Азию была предпринята Каррутерсом в 1910 году, при поддержке Королевского Географического общества Великобритании. Компанию ему составили ещё два джентльмена — Прайс и Миллер. Маршрут был длинным и сложным: Лондон — Рига — Тува — Монголия — Китай — Восточный Туркестан — Бомбей — Лондон; путь занял 20 месяцев. «Внимательное изучение трудов всех путешественников, ранее нас посещавших отдалённые части Центральной Азии, — писал Каррутерс, — убедило нас в том, что здесь остался ещё один, по крайней мере, район, который заслуживает специального изучения. Район этот составляют земли, омываемые истоками Енисея, Северо-Западная Монголия и Джунгария, ознакомление с которыми даёт богатый материал для научных работ. Всё это огромное пространство представляет из себя один из тех немногих районов, в изучении которого англичане не принимали до сих пор никакого участия, предоставив в этом отношении первенство русским».

В Туву англичане приехали в начале мая 1910 года. Вскоре они обнаружили, что их «ожидают большие затруднения и неизбежные задержки», связанные с отсутствием дорог и подходящих транспортных средств (например, лодок, которые им пришлось строить самим. — М. М.). Зато в продолжение последующих двух недель они имели счастливую возможность наслаждаться и любоваться «тем прелестным и любопытным временем года, когда здесь происходит резкий поворот от глубокой зимы к роскошному лету».

Каррутерс также подчёркивал, что народ, живущий в Туве, произвёл на них не менее глубокое впечатление, чем дикая природа и неповторимые пейзажи. Он пишет: «Странное ощущение испытали мы, натолкнувшись внезапно на этот своеобразный и интересный народец, живущий отсталой самобытной жизнью в глубинах такой уединённой части света. Необходимо отметить, что урянхайцы представляют... совершенно особенный народец, ограниченный в своём распространении пределами этого удалённого бассейна, который представляется таким труднодоступным и таким оторванным от остального мира, что большое сходство этого народца с другими расами не только показалось бы странным, но даже и невероятным. Бассейн Верхнего Енисея урянхайцы считают принадлежащим всецело им одним, и выйти за его пограничные стены они не могут. Ни в какой другой стране нельзя встретить настоящих диких урянхайцев «сойотов», согласно русской литературе, которые называют себя, однако, «тубами».

Англичанам, не чуждым расистских и социал-дарвинистских взглядов, Тува показалась страной, готовой принять и «вместить крупное население, принадлежащее мужественному и прогрессирующему народу», который «занялся бы здесь использованием и развитием её природных и, несомненно, обильных богатств»; это был бы настоящий «рай для колонизации». Будущее коренных жителей Тувы виделось Каррутерсу весьма пессимистично: «Тот факт, что урянхайцы остаются маленьким народом, живя в пределах страны великих возможностей, не представляющей, в сущности, серьёзных недостатков, указывает на то, что туземцы сами уже не обладают чудодейственной силой возрождения и находятся, несомненно, на верном пути постепенного угасания».

Поэтому с огромной долей вероятности можно предположить, что конечная цель экспедиции состояла в изучении Тувы с точки зрения перспектив её колонизации. На это указывает и характер работ, которые проводились англичанами. Например, Каррутерс признаётся, что «снять на карту этот район оказалось делом чрезвычайно трудным: захватывающая по своей оригинальности работа эта в то же время была скучна и изнурительна ввиду её огромности». «Мы проводили здесь вечера, а часто и поздние ночи за разработкой и составлением наших маршрутных съёмок, а также за снятием кож с добытых экземпляров местных птиц и животных, — писал он. — Этой работе мешали миллионы назойливой мошкары, с которой мы почти безрезультатно боролись, устраивая, как это обычно делается, круги из дымящихся костров». Однако в конечном итоге Каррутерс не без гордости констатировал: «Мы совершили максимум работы при минимуме комфорта, которым могли себя обеспечить».

Рассматривая весь центральноазиатский регион как объект колонизации, Каррутерс прекрасно понимал, что шансы англичан здесь невелики. Он не скрывает, что будущее в этом регионе за русскими: «Русские настолько хорошие колонизаторы, что подобных им трудно встретить где-либо ещё в мире, которым, однако, недостаёт только настойчивости и оригинальности для того, чтобы возвести свою родную страну на первую ступень. Русские колонисты медленно, но верно продвигались к югу, по направлению к монгольской границе. Окраинные хребты, которые образуют границу, сами по себе не служат вовсе преградой для дальнейшего движения русских. Только густые леса, отделяющие эти хребты, представляют из себя настоящие препятствия для дальнейших успехов русской колонизации. На краю лесной опушки стоят целые русские селения; в лесах же встречаются наиболее энергичные из торговцев, охотников на пушных зверей и рыбаков, которые отваживаются проникать сюда с намерением завязать хотя бы непрочные торговые сношения с туземными племенами и в надежде вознаградить себя за то обилием тех богатств, которые заключает в себе тайга в виде запасов минералов и мехов».

15 июня 1910 года экспедиция направилась в Тоджу, где скрывались «туземцы-оленеводы», которые «составляют очень незначительную часть всего урянхайского племени», «меньше всего подверглись всяким внешним влияниям и более других своих сородичей сохранили своеобразие и чистоту типа, языка, религии и образа жизни». Именно с ними англичанам не терпелось увидеться в первую очередь.
Лагерь местных жителей состоял из 27 чумов, раскиданных группами по прекрасному луговому пространству, поднимающемуся более чем на 3500 футов (1067 м) над уровнем моря. Уединённость и отрезанность от внешнего мира этой небольшой горстки «лесного племени» произвела на англичан огромное впечатление.

Каррутерс подробно описал этнографические особенности тувинцев-тоджинцев: у них «наблюдается поразительное разнообразие типов даже и среди членов одного и того же лагеря»; «среди них встречаются особи с ярко выраженным монгольским типом, тогда как другие, наоборот, поражают совершенным отсутствием признаков омонголения». Путешественнику никогда ещё не приходилось видеть «племя, обиход жизни которого так полно сообразовывался бы с окружающей его местностью» (в этом районе «единственным домашним животным, годным для использования его человеком в практических целях, является олень»)...

Англичанам удалось выторговать у тувинцев некоторые образцы их домашней утвари, шкуры диких животных, конное снаряжение и прочие предметы, которые они по возвращении на родину сдали в фонд Британского музея. А за картографирование региона и описание Тувы участники экспедиции были представлены к высокой награде Королевского Географического общества Великобритании.

Продолжение.

GUTEN TAG, ТУВА!
Отто Менхен-Хельфен, автор книги «Путешествие в азиатскую Туву», родился в 1894 году в Вене.

По образованию он был синологом, учился в университетах Вены, Гётеборга и Лейпцига. В конце 1920-х попал в Москву, где какое-то время работал в Отделе социологии и этнологии московского Института Маркса и Энгельса. Узнав, что Коммунистический университет трудящихся Востока (КУТВ) готовит экспедицию в неведомую для него Туву, он решил во что бы то ни стало присоединиться к ней. И. преодолев все бюрократические рогатки, отчаянный немец поехал в Туву. Ему тогда было 35 лет — самый подходящий возраст для освоения неизведанных горизонтов.

Поездка Менхен-Хельфена в Туву состоялась в августе 1929 года. В пути его сопровождали пятеро тувинцев: Седип-оол Танов, Салчак Тока, Оюн Дагба, Оюн Чанчык-оол и девушка, которую Менхен-Хельфен ласково называет «маленькой и умненькой Камовой». Все они были студентами КУТВ. Об этом учебном заведении немецкий путешественник отзывался весьма своеобразно. Там, писал он, «сотни юных восточников»— якуты, монголы, тувинцы, узбеки, корейцы, афганцы, персы — воспитываются в течение трёх лет, после чего возвращаются на родину, чтобы «взорвать там всё старое на воздух». «В три года шаманисты становятся атеистами, поклонники Будды — поклонниками трактора. Вооружённые зубными щётками, мылом и скудным знанием русского языка, эти славные ребята, начинённые боевыми словами и лозунгами, настроенные столь же фанатично, как это требовалось от миссионеров, получают задачу продвинуть своих соотечественников в 21-е столетие».

Менхен-Хельфен с некоторым сожалением констатировал, что за всю поездку с ним «не случилось ни одного приключения, достойного приличного путешественника»: разбойники на него не нападали, песком его не заносило, страдать от голода не пришлось, «вода всегда находилась в достаточном количестве». Вместе с тем он признал, что некоторые дискомфортные ситуации всё же случались. Например, он с трудом привыкал к верховой езде, которая поначалу была для него «сплошным мучением». Ему сложно было фотографировать тувинцев, потому что те бежали от фотоаппарата как чёрт от ладана. Отвратительной показалась ему тувинская молочная водка — арага, — которой его часто угощали: по виду она больше напоминала «грязную воду», а по запаху — «раствор мыла в спирте».

О своей поездке из Кызыла в Шагонар Менхен-Хельфен писал в особо ярких тонах: ехали на жалком, со всех сторон продавленном автомобиле с такими старыми шинами, что они лопались в пути не менее пяти раз. Машина была до того забита «ящиками, кожаными мешками, бидонами с бензином, что внутри с трудом можно было разместиться». Она была рассчитана всего на четырёх пассажиров, а Менхен-Хельфен был одиннадцатым! На его коленях сидел бурятский представитель Коминтерна Богданов, на рёбра же бедного немца всю дорогу давил кореец. То и дело Менхен-Хельфен ударялся головой о ящик с консервами. Так, «подпрыгивая и скрепя, ехал адский автомобиль», и пассажиры стонали до тех пор, пока их окончательно не задушила пыль...

При въезде в Кызыл Менхен-Хельфен впервые увидел небольшую группу тувинских мужчин. Они произвели на него неоднозначное впечатление: «На головах у них спереди завязанные платки, длинная верхняя одежда их была так грязна, что нельзя было различить цвета — было ли когда-нибудь синим или чёрным, на ногах полувысокие сапоги с голенищами. Казалось, что они возвращались с охоты... Весь их внешний вид был такой дикий, что мне вся эта экспедиция, до сих пор казавшаяся
такой невинной, вдруг показалась немного жутковатой». Однако позже, близко пообщавшись с местным населением, немец изменил своё мнение. Я, писал он, встречал и «ещё более свирепо выглядевших всадников, но они почти всегда оказывались приветливыми, услужливыми, безобидными, любезнейшими людьми».

Приехав в Кызыл, немецкий путешественник почувствовал себя находящимся в «отдалённой глухой русской деревне, а не в столице».

Город насчитывал не более 2000 жителей и состоял всего из двух улиц — Ленина и Щетинкина — домики в нём были «сплошь деревянные, разбросанные на большом пространстве». Официальные здания можно было пересчитать по пальцам: Тувинский центральный кооператив, Госторг, Госбанк, советское посольство, министерство внутренних дел, партийная школа, почтамт и две клиники — европейская и тибетская. Особо жалкой показалась небольшая электростанция, которая принадлежала Советскому Союзу. Однако в жизни кызылчан она играла очень важную роль: здесь два раза в неделю показывали кино. Чтобы посмотреть «живую картинку», в Кызыл съезжались люди из самых отдалённых уголков Тувы.
Из любопытства Менхен-Хельфен побывал на киносеансе, где показывали фильм «Мать» по роману Максима Горького. Зрители сидели, плотно прижавшись друг к другу, на узеньких деревянных скамеечках, поставленных прямо под открытым небом. Соседом немца оказался известный шаман. Зрители смотрели фильм спокойно; бурно реагировали они лишь тогда, когда на экране появлялись всадники. Показ прерывался раз двадцать, но люди досмотрели фильм до конца. Скверная работа электростанции и плохое качество кинопленки нисколько не смущали тувинцев, они были бесконечно рады этому событию в их жизни.

Менхен-Хельфен посетил и единственное в то время в Кызыле фотоателье, владельцем которого был китаец. У этого фотографа был лишь один фон для снимков, а «на фоне всё то, чего в Туве не хватает для полного счастья: роскошный замок в стиле всех времён и народов, перед ним пруд с водяными лилиями, фонтан, лебеди, облака, в них луна — ландшафт вне времени. Рядом с голыми деревьями цветут сирень и жасмин». На этом фоне в неподвижно застывшей позе любили сниматься русские семьи и тувинские всадники.

Очень конкретные выводы сделал Менхен-Хельфен относительно положения женщины в семье и обществе. Он отметил, что «положение женщин тувинок довольно хорошее, во всяком случае, несравненно лучше, чем у русских крестьян»; в них «нет ничего угнетенного, безмолвного», как мусульманских народов; «чадра никогда не прикрывала» их лицо; они «никогда не знали гарема»; они «так равноправны, что закон о равноправии им ничего не дал». Если и случается, что муж бьёт жену, то крайне редко и только в состоянии сильного опьянения. «Я всегда восхищался спокойствием и достоинством тувинки, её свободой, даже гордой осанкой», — писал немец.

Менхен-Хельфен также подчеркнул особую любовь тувинцев к детям. «Все тувинцы любят своих детей. Это сущая правда, никогда ни разу я не видел, чтобы взрослый бил ребёнка». При этом одинаково любят как мальчиков, так и девочек, никаких различий между ними не существует, разве что при рождении мальчика его пуповину разрезают ножом, а при рождении девочки — ножницами. Это делается из тех соображений, что мальчику в будущем придется резать ножом мясо, а девочке шить одежду. Аборты в тувинском обществе не поощрялись. «Хотя русские меня уверяют, что тувинки умеют очень хорошо вытравлять плод, — писал Менхен-Хельфен, — все все тувинцы это отрицали с большой настойчивостью, и я склонен им скорее верить». Любовь матерей к своим малышам проявлялась и в том, что они кормили грудью до четырёхлетнего возраста.

В заключение Менхен-Хельфен задавался вопросом: «Что сделается с тобой, Тува, Милая Тува, красивая Тува, жалкая Тува, что сделается с тобой?» И сам же давал краткий, но очень пессимистичный ответ: «Чтобы ни случилось с тобой — жалкая Тува».

В 1933-1938 годах Менхен-Хельф жил и работал в Вене, затем эмигрировал в США, где до конца своих дней (он умер в 1969 году) работал профессором Калифорнийского университета в Беркли.

В 1936 году книгу о Туве выпустил и другой немецкий автор — Вернер Леймбах. Он никогда не был в крае, но, тем не менее, написал самостоятельную страноведческую работу, в основу которой положил материал, почерпнутый из трудов главным образом Каррутерса и Менхен-Хельфена. Их книги помогли проложить дорогу в далёкую Туву и другим любителям экстремальных путешествий. Примеру Каррутерса и Менхен-Хельфена последовали американцы Брайан Донахоу, Алан Лейто Дэвид Харрисон, англичане Каролина Xaфри, Джон Шеппард, Филипп Тэйлор, Дэвид ЛЬЮИС, немки Эрика Таубе и Анетт Эйлен-шлягель, японцы Масахико Тодорики и Мао Терада и многие другие.

Оказалось, что при падении не только ободрался... Сломал ребро и порвал суставную сумку правого локтя, но это выяснилось только дома. Спину спас рюкзак, а грудную клетку - телефон в кармане, на который и пришлась вся сила удара. Хорошо, что ехал в шлеме: на следующий день неровности дороги отмечалась болью в голове и локте.
Велосипед был "заточен" для скорости, но не для скоростных спусков по гравийкам и пересеченкам, так что ехал осторожно, но под конец дня потерял бдительность и не заметил сразу, что на спуске за плавным левым поворотом следует более крутой правый с въездом на мост. Пришлось начать плавно тормозить в повороте и это был уже единственный выход, так как на обочине булыжники, а впереди либо обрыв к реке, либо столкновения с металлическим ограждением моста...

Ну и ну. Как же ты от Кызыла до дома еще 1000 км ехал, да еще под дождем?

Это потому что главные страдания закончились в Кызыле: я дальше не поехала))
По дороге заросла сумка, Толя?
Владимир, на самом деле замечательный журнал, спасибо!
Вернулась из Австрии недавно. Интересно: конфигурация Тывы на карте напоминает Австрию ( продолжение моей поездки!). Впечатления австрияки в Тыве представила во всей красе! У них и тогда , наверное , жизнь немногим отличалась от теперешней!)
На следующий год предлагаю Монголию. Озеро Хубсугул и Дархадская котловина.

Продолжу рассказ о нашем велопоходе.
27 июля 2014 г.

Утром хорошо позавтракали в родной уже столовой, да ещё купили на вынос лепешек. Тепло простились с гостеприимным хозяином





А Марина с Анатолием успели даже искупаться в речке Арзайты, у впадения в Барлык:













Дорога поворачивает вправо, вверх по долине Арзайты, здесь же проходит граница Монгун-Тайгинского и Овюрского кожууна:







Проезжаем через стадо меланхоличных сарлыков:












Здесь и там в долине Арзайты расположены типовые юрты – как их различают тувинцы, непонятно












Мост через Элдиг-Хем, приток Арзайты:





Последний несложный подъёмчик перед перевалом:






Сам перевал Арзайты (2222 м) плоский, непонятно где его точка экстремума, и даже обо на нем нет:








Спуск тоже пологий:








Спустились в засушливую долину р. Саглы. Дорога здесь отсыпана крупными каменюгами, ехать по которым сплошное мучение, за прошедшие 6 лет со времени моего прошлого похода, их так и не укатали:




Но так же, как и в прошлый раз, мы воспользовались параллельной грунтовкой:







Оглянувшись назад, откуда мы спустились:





У моста через р. Саглы все параллельные дороги сходятся:





Указатель на источник аржаан Адарган в горах хребта Западный Танну-Ола, можно было и заехать:






Граница здесь тоже рядом – эти горы уже в Монголии:






С другой стороны дороги пасутся овцы:




Дорога прямая как стрела на несколько километров:





Опять река Мугур – тоже распространенное название в этих краях:




За этой небольшой речкой показалось село Саглы, заработала связь Мегафон:




Здесь мы ненадолго разделились: я , Илья и Роман поехали в село закупить продукты:








На улицах Саглы почти никого нет:














Магазинов здесь несколько, штук 5, купили всё что нужно:








Женщины Востока:





Покидаем село:








На выезде из Саглы попали в засаду – пограничники проверяли пропуска:








Но у нас все документы в порядке, так что нам пожелали счастливого пути:





Встретились мы снова на р. Ортаа-Хадын, где и остановились на обед:








Наш врач Марина меняет повязку вчерашнему пострадавшему Анатолию:





Далее предстоит довольно нудный подъём на перевал Саглы:





Основная дорога опять усыпана крупными камнями, выручают альтернативные грунтовки:





После 6-километрового подъёма кажется, что мы на перевале, но это лишь первый его горб (1811 м), раньше здесь располагался пограничный КПП:





Граница тут снова рядом:





Теперь предстоит спуск на 100 метров:





..а затем ещё более крутой подъём на 230 м:









И вот , наконец, перевал Саглы (1935 м). Можно немного отдохнуть:










На спуске с перевала монгольский пейзаж сменяется приятным лиственничным лесом:










Внизу течёт речка Хорумнуг-Ой, с чистой и холодной водой, это место я приметил ещё в прошлом походе:




Любопытно, что эта река так и никуда не впадает, а теряется в сухой монгольской степи:





Здесь же, недалеко от моста, и решили разбить лагерь на уютной полянке:





..но оказалось, что на другом берегу реки находится тувинское стойбище, и оттуда к нам пришло стадо коров:





Вслед за ними появился и пастух, может, он же и хозяин этих коров. У него мы спросили разрешение переночевать на этой поляне, ведь здесь его пастбище. Он не возражал:





Через некоторое время Элиот, так звали нашего нового знакомого (или так нам послышалось, по-русски он плохо говорил), принес нам курут и молоко:




У нас, в свою очередь, оказались остатки араки, так что вечер прошел в теплой, дружественной обстановке:




Всего за день проехали 72 км, ночевка на высоте 1600 м.
Трек http://www.gpsies.com/map.do?fileId=btnnzradoveebuji
Все фотки http://fotki.yandex.ru/users/vk5772/album/436400/

28 июля 2014 г.

Утром сварили кашу на местном молоке:






День обещал быть жарким:





Дорога – опять каменистая стиралка:








На этих острых камнях запросто можно пробить камеру:





Редкое дерево на обочине:




Небольшой перевальчик-водораздел между речками Хорумнуг-Ой и Бора-Шай:








Справа остается небольшой поселок Бора-Шай из 4-х домиков:





В широкой долине речки Тыва-Кежиг находится летник, и даже какой-то домик, может даже столовая:





Вот и сама речка с чистой водой:








Начался длинный подъём на перевал Сап:





Дорога шла мимо древних захоронений:





Пастухи-джигиты:





В кузове грузовика везли куда-то козла:





Дорога здесь опять подходит вплотную к границе:



Вот и перевал Сап (1800 м):





Спуск с перевала крутой и извилистый:












После сброса высоты на 300 м пересекаем речку Хам-Дыт:





Здесь, на пересечении с трассой А-163, находится просторная столовая:





Зашли, пообедали в последний раз все вместе:










А дальше наступил грустный момент расставания: Марина и Анатолий поехали по асфальту трассы А-163 на перевал Хондергей и далее через Чадан в Кызыл






.. Роман стал ловить попутный КамАЗ, чтобы доехать до Абакана:





..а мы с Васильичем и Ильёй поехали дальше намеченным маршрутом вниз по р. Хам-Дыт по направлению к Хандагайты:






Через 12 км разбитого асфальта проехали небольшое село Солчур:





Параллельным курсом с нами скакал всадник:





Проехав ещё 3 км, подъезжаем к районному центру Хандагайты:





Село большое, и продолжает строиться:










Администрация и центральная площадь:
















Зашли в магазин, пополнили запасы продуктов:





А меж тем, над Хандагайты нависла грозовая туча:





На выезде из райцентра асфальт закончился, и дорога разошлась на много рукавов:





В другую сторону асфальт продолжался по направлению к госгранице:




Мы же двинули на восток, по направлению к горе Баян-Хайрхан-Ула:




По мосту пересекли речку Хандагайты:





Попутный ветер гнал нас вместе с красноватой пылью на восток:





Взбираемся на небольшой водораздельчик:





..и спускаемся к главной реке этих мест – Улаатай:





Эта же гора изображена на плакате:



Здесь же, у моста, пополнили запасы воды:










Снова подъём, справа остаётся гора Баян-Хайрхан-Ула:




Небольшой спуск между скалистых сопок:






При дальнейшем движении на восток мы упирамся в «монгольский язык» - 15-километровый выступ монгольской территории, который был передан (обменен) в 1958 г. им во время демаркации границы, т.к. в этих краях родился председатель компартии Монголии Юмжагийн Цэдэнбал. До недавнего времени, ещё 20 лет назад, проехать здесь можно было только по территории Монголии, по этой, заброшенной ныне дороге, отходящей вправо:





И хоть никаких погранпостов здесь нет, мы, как законопослушные граждане, не попёрли напролом через монгольскую территорию, а поехали в большой обход по горам:





Дорога неумолимо ползла вверх:





Здесь мы взобрались на локальный максимум – высоту 1690 м :





Далее дорога пошла на немаленький спуск:





.. обычно, это радует велосипедистов, но сейчас нас омрачало то, что завтра опять придётся набирать эту потерянную высоту, плюс ещё 650 метров:



Сбросив 200 метров, мы вновь оказались в долине реки Улаатай:





Через каждые 1,5-2 км здесь стоят юрты скотоводов:





Пора было вставать на ночевку, и мы ехали дальше по дороге, высматривая отворот к реке:





В конце-концов свернули прямо в степь и подъехали к тувинскому стойбищу:







Здесь нас угостили молоком и показали, где можно подъехать к реке:





..а хозяева в это время стригли шерсть с овец:




Ещё одна юрта в этом же стойбище:





Спустившись на нижнию террасу реки, мы попали в совсем другой мир – вместо голых гор и сухой полупустыни нас окружала изумрудная роща из огромных листвиниц и тополей:








А вот и сама речка Улаатай:





Отличное место для стоянки: прекрасный лес, чистая вода, дрова в изобилии:





Единственная гипотетическая опасность этого места – это если вдруг сильным ветром повалит какое-нибудь старое дерево:




Вечером, уже по темноте, Васильич и Илья ходили в гости к нашим знакомым на стойбище, принесли молока и араку. Хозяин-тувиниц рассказал, что им на ведение хозяйства и на закупку скота районные власти дают безвозвратную ссуду, только бы здесь селились люди.

Всего за этот день мы проехали 84 км, ночевка на высоте 1530 метров.
Трек http://www.gpsies.com/map.do?fileId=fvuckalgttlwvkbj
Все фотки http://fotki.yandex.ru/users/vk5772/album/436584/

Только на прошлой неделе нашел свой пропуск, так надежно спрятанный в укромном месте Возле Саглы пограничники спросили у руководства по рации что делать с вело-туристом без пропуска, но те не проявили интереса; пусть мол катится дальше.. Еще возле Саглы я уснул на травке; подошли телята и начали меня облизывать. Проснулся от смеха Марины.
На следующий день, когда разъехались, нас с Мариной догнала тучка и до верха перевала моросил дождик, а дальше был замечательный спуск и солнышко. Проскочили сворот на какой-то очень известный аржан и рано остановились на ночлег слева от дороги возле большого ручья в лиственном лесу. Пообщались с местными чабанами, узнав много интересного, выпили араки и поели местных сладостей. Угостили ребятишек орешками. Оказывается, как и во времена Чингиз-хана детей садят на лошадь с 3-х летнего возраста.

29 июля 2014 г.

Утром решили не спешить, и немного задержаться в этом чудесном месте:












Неспешно собрали лагерь, и выехали в 10 утра:




Выбрались на дорогу




Сразу же начался 8-километровый мегаподъём, предстояло поднятся на 830 метров:





Ещё 20 лет назад этой дороги не было – видно, что для неё вырезана полка в горе:




Поднялись до нижней границы леса:




ЛЭП уходила в сторону по логу, а дорога делала виток серпантина:







Интересная особенность здешнего дорожного строительства – ограждение сделано из дерева, скорее всего, из лиственницы:




С высоты открывался вид на долину Улаатай:




Дорога ползла всё выше:





Далеко внизу просматривался какой-то населенный пункт, скорее всего, Солчур:





С этой точки долина реки Улаатай как на ладони:





На самой верхней полке ограждения не было:




Дорога обогнула вершину, и вышла на пологий участок, до Монголии здесь около 4 км:





На перевале Тэли (2366 м) обо и ступа:




Здесь же остановились, перекусили:




Недалеко паслось стадо овец:




Пастухи:




Спуск с перевала оказался не очень крутым:








Почти сразу началась зона леса:



На всех удобных местах стояли юрты:





Были даже домики с подведенным электричеством – чем не жизнь здесь вдали от суеты





Хороший лиственничный лес:







Здесь, от моста через Сарыг-Холь, можно было поехать по грунтовой дорожке, обозначенной на карте вдоль реки, но реально никакой альтернативной дороги мы не увидели:





Раз другой дороги нет, едем по основной, неожиданный подъём на 60 метров:





Слева внизу небольшое озерцо и стоибище:







Мини-перевальчик 1910 м:








После этого перевальчика пейзаж резко меняется – мы покидаем горную лесную местность и въезжаем в степную:








Дорога идет под уклон, в спину дует горячий монгольский ветер:






Дорога опять подходит вплотную к границе:





Вот и ответвление на Монголию, сюда бы мы выехали, если бы ехали напрямую, без обхода монгольского «языка»




Пограничные столбики:







Подъезжаем к реке Чоза, где у нас первоначально была запланирована ночевка:





Но оказалось, что в реке совсем нет воды – пересохла:








Мы даже спустились к мосту, посмотреть, нет ли воды под камнями, но и там было сухо:





Вдоль реки, как обычно, тянулась узкая зеленая полоса ивовых зарослей:





Далее, вокруг голые сопки и сухая степь, даже скот нигде не пасут:





Дус-Даг это соляная гора, там до сих пор добывают соль, хотя вряд ли это сейчас рентабельно:









На пути очередная река – Торгалыг, неужели и в ней воды нет?





Торгалыг течет несколькими рукавами, и в каждом есть чистая вода:










Здесь же встретили дорожных рабочих, которым мы пожелали выравнять «стиралку»








Последний мост через самую большую протоку:




После моста въезжаем в поселок Торгалыг:










Любопытно, что на карте Тывы есть две реки и два поселка Торгалыг, по разные стороны хребта Западный Танну-Ола, мы на южной стороне:










Но вот Дус-Даг только один, и сразу становится ясно, где мы:










На улицах Дус-Дага (Торгалыг):








Есть тут даже школа искусств..





..и её ученицы:



На выезде из села речка Ак-Тал





..в которой воды снова нет:



Далее, по курсу через 8 км у нас село Чаа-Суур, которое уже виднеется впереди:





Основная дорога зачем-то резко поворачивала вправо, делая большой крюк:



..а мы с дуру поехали напрямик, по грунтовке:




По мере ухудшения дороги, у нас стали закрадываться сомнения:





..и действительно, дорога привела к стойбищу и там закончилась, дальше болото:




Пришлось вернуться назад на 1,5 км, и переходить вброд речушку Курбун-Шиви:







Все эти наши странные перемещения происходили в непосредственной близости от погранчасти, так что в иные времена нас бы приняли за вражеских лазутчиков







Над болотом, которое мы обошли, летали большие птицы, вроде цапли:




Приближаемся к Чаа-Суур:









Время почти 19 часов, а нам надо закупить продукты. Не сразу находим работающий магазин:





Мы здесь не единственные покупатели, причем я заметил, что местным жителям товар отпускают без денег, под запись:








Выясняем у местных, где можно встать на ночевку у воды – говорят, что на речке Доргун:





Заглянул через забор в один из дворов - никакого огорода нет, видать, не растет здесь ничего, из хозпостроек только будка для собаки и столб скотину привязать:





У здешних пацанов тоже велики есть:




Выезжаем из села на север, в сторону речки Доргун:




Немного заплутали в пыльных улочках, пришлось уточнить направление у местных:




..в итоге вместо речки уперлись в какое-то болото с колючими кустами, которые нам попротыкали покрышки и камеры:




Это вообще характерно для Тывы – пустыня соседствует с болотом, видимо, из-за вечной мерзлоты. Пришлось возвращаться в деревню:


Время уже позднее, надо определяться с ночевкой, а мы в деревне. Нашли на окраине заброшенный участок:




У соседей спросили разрешения поставить здесь палатку:





К ним же сходили за водой, её здесь качают из скважины прямо в доме ручным насосом:







На кухне русская печь:




Разбиваем лагерь:




Наша стоянка сразу привлекла внимание, сначала появился хитрый пёс, в надежде чем-нибудь поживиться:





А затем подошёл и его хозяин – молодой парень пастух:




У него мы расспросили про работу – говорит, что пасет чужих личных коров бесплатно, а официально устроен в сельсовете, должность даже не знает. Как мы поняли, это делается, чтобы по отчетности не было безработицы.




Опять, казалось, что мы нарушаем все правила безопасности в Тыве – ночёвка на улице, прямо в глухом населенном пункте, и всех местных мы уже оповестили о себе. Но всё спокойно и доброжелательно .

Всего за день проехали 59 км, ночевка на высоте 1250 м.
Трек: http://www.gpsies.com/map.do?fileId=pjptixvvqtumujud
Все фотки этого дня: http://fotki.yandex.ru/users/vk5772/album/436608/

30 июля 2014 г.

С утра занялись ремонтом велокамер, пострадавших от злых колючек:





Подошёл уже знакомый пастух, мы показали ему на карте наш дальнейший маршрут, он подтвердил, что дорога там ( через хребет Танну-Ола) есть, но могут быть медведи. Нас это не ничуть не смутило, сами из медвежих краёв





Ориентируясь по навигатору поехали в нужном направлении:





..но упёрлись в пустырь опять с опасными колючками:








На этот раз не стали ломиться через кусты, а вернулись к развилке:





..и выехали на магистральную дорогу, которая шла не там, где обозначена на карте:




Позади осталась деревня Чаа-Суур:





Через 3 км пересекаем высохшую речку Доргун с остатками ирригационных сооружений, видать, в былые годы здесь был водный канал для нужд животноводства:








На развилках забираем вправо:





Начинается плавный подъем, и пейзаж становится более разнообразным:





Появляется вода, ручейки, лесок – отличное место для ночевки, от Чаа-Суур отъехали на 14 км, час пути, можно было вчера сюда доехать:










Небольшая котловина между гор:





Пересекаем речку Ак-Хем:









Поговорили с водителем «Нивы» о состоянии дороги, но он через перевал не ездил:





Далее начался заметный подъём на водораздел рек Ак-Хем и Ак-Кара-Суг












Устаревший плакат, погранзона теперь сокращена до 5 км:




На водоразделе небольшое озерцо:





Спуск к реке:




Внизу было стойбище, у машины возились трое тувинцев, увидев нас, замахали руками, мы подъехали просто так, пообщаться. Наверно, велосипедисты здесь впервые в истории.





Тут же обнаружился прокол камеры – то ли новый, то ли вчерашняя колючка выпала:




Вот и сама речушка с необычным названием Ак-Кара-Суг (бело-черная вода):








Снова крутой подъём, в здешнем лесу гораздо чаще встречаются коровы, чем медведи:





Перевальчик-водораздел между речками Ак-Кара-Суг и Ирбитей:




Спуск по разбитой дороге через вековой лиственничный лес:








Примерно 1 км едем вдоль реки Ирбитей:









Брод через Ирбитей проходим сходу – воды очень мало:








В долине Ирбитея сочное разнотравье, много цветов, трудно поверить, что всего в 20 км отсюда сегодня мы ехали по пустыне





Ещё один бродик:



У места слияния двух притоков на карте обозначен летник:





Из обитателей встречаем только тувинских детей, они уверенно держатся в седле:








Лайка по кличке Чайка:




Продолжаем путь вверх по Ирбитею:











Здесь даже есть подобие мостика:







Дорога идет по высохшему руслу:




Небольшой прижимчик:




Очередной бродик, по мере подъёма воды всё меньше:




Местами завал крупных камней не позволял ехать, шли пешком:




Последний на нашем пути брод через Ирбитей:







Дорога идет левым берегом через строевой лиственничный лес:




Мостик через боковой приток:




Дорога высоко поднимается над рекой:






В верховьях Ирбитея большая поляна:




.. в конце этой поляны – зимовьё, оно и на карте обозначено:







В избушке широкие нары, застеленные шкурами:







Рядом свежий загончик для скота:




Здесь мы пообедали, и поползли в крутой подъём:




Дорога уходила в левый приток Ирбитея:




Вот и сам безымянный перевальчик (2060 м):







Отсюда начался спуск в речку Биче-Ажик:




Пересекаем небольшой приток:




Местность опять же нехарактерная для Тывы – густой хвойный лес, кедры:








Вот это по-нашему




Не часто здесь ездят:




Ещё один приток:




Снова, как и на Устю-Ыйматы, находим весенние жарки:





Неоднократно пересекаем Биче-Ажик:




Дорога вполне проезжаема даже для Нивы:








На полянах море цветов:







И вот подходим к долине р. Элегест:








Преодолеваем прижимчик:




Брод через Элегест:






..а когда-то здесь был капитальный мост:







Здесь, у моста, даже думали встать на ночевку, но решили ехать дальше:




Долина Элегеста:




Далее дорога была уже вполне цивильной:







Через пару км таёжная зона кончается, и мы выезжаем в лесостепь:




Впереди блеснула водная гладь озера Доржу-Холь:






В поисках подходящего места для ночевки немного поплутали:







Наконец, нашли живописную площадку на пологом склоне:




Правда, за водой надо было немало спуститься вниз, зато дров вокруг навалом:




Ночевка около озера Доржу-Холь, на высоте 1400 м.
Трек http://www.gpsies.com/map.do?fileId=tlotqogbgbsqdxue" target="_blank
Все фотки https://fotki.yandex.ru/users/vk5772/album/436615/" target="_blank